— Тициан! — говорит он удовлетворенно и отходит.

…Юбиляра вводят в столовую и усаживают посреди комнаты.

Он немедленно переворачивает стул спинкой к себе и садится верхом. Лицо у него насмешливо-выжидающее.

Хор исполняет кантату с припевом:

Владимир Маяковский,

Тебя воспеть пора,

От всех друзей московских

Ура! Ура! Ура!

Произносится несколько торжественно-шутливых речей. Под аккомпанемент баяна, на котором играет Вася Каменский, я пою специально сочиненные Кирсановым частушки:

1

Кантаты нашей строен крик,

Кантаты нашей строен крик.

Наш запевала Ося Брик,

Наш запевала Ося Брик!

Рефрен:

Владимир Маяковский,

Тебя воспеть пора,

От всех друзей московских

Ура! Ура! Ура!

2

И Лиля Юрьевна у нас,

И Лиля Юрьевна у нас

Одновременно альт и бас,

Одновременно альт и бас!

Рефрен.

3

Асеев Коля, пой со мной,

Асеев Коля, пой со мной:

"Оксана кузлик записной,

Оксана кузлик записной" {Кузлик — шутливое прозвище Оксаны Асеевой.}

Рефрен.

4

Здесь Мейерхольд и не один,

Здесь Мейерхольд и не один,

С ним костюмерный магазин

С ним костюмерный магазин!

Рефрен.

5

Варвара с Родченкой поет,

Варвара с Родченкой поет.

Она как флейта, он — фагот,

Она как флейта, он — фагот.

Рефрен.

Затем Фиалка Штеренберг, в коротеньком платьице, с бантом в волосах, подносит свиток поздравительных стихов, перевязанный ленточкой, — от подрастающего поколения. Разыгрываются шарады из Володиных стихов.

Выходят Асеев с Ксаной и усаживаются рядом.

"Маленькая, но семья".

Наташа вносит из передней ботики и делает вид, что снимает с них что-то. Никто не может догадаться. Оказывается:

…ботики снял

и пылинки с ботиков.

— Ну, это что-то глубоко личное, — говорит Лиля.

Она сидит на банкеточке рядом с человеком, который всем чужой в этой толпе друзей. Это Юсуп — казах с красивым, но неприятным лицом, какой-то крупный партийный работник из Казахстана. Он курит маленькую трубочку, и Лиля, изредка вынимая трубочку у него изо рта, обтерев черенок платочком, делает несколько затяжек. Юсуп принес в подарок Володе деревянную игрушку — овцу, на шее которой висит записочка с просьбой писать об овцах, на которых зиждется благополучие его республики. Маяковский берет ее не глядя и кладет отдельно от кучи подарков, которыми завален маленький стол в углу комнаты.

Очень пестро, шумно, весело. Толкаясь, мы танцуем во всех комнатах и даже на лестничной площадке.

Веселятся все, кроме самого юбиляра. Маяковский мрачен, очень мрачен. Лиля говорит вполголоса:

— У Володи сегодня le vin triste. {Грустное вино (фр.)}

Лицо его мрачно, даже когда он танцует с ослепительной Полонской в красном платье, с Наташей, со мною… Видно, что ему не по себе.

Невесел и Яншин. Он как стал с самого начала вечера спиной к печи, так и стоит все время угрюмо, не двигаясь, с бокалом в руках.

Уже много выпито шампанского, веселье достигает апогея. Володя сидит один около стола с подарками и молчаливо пьет вино. На минуту у меня возникает ощущение, что он какой-то очень одинокий, отдельный от всех, что все мы ему чужие.

Кто-то просит его прочесть стихи, мы все присоединяемся к этой просьбе. Он встает нехотя, задумывается. Читает "Хорошее отношение к лошадям". Потом начинает "Историю про бублики", но на половине стихотворения бросает.

И больше ничего не хочет читать.

…Сон сваливает меня на тахте в Осиной комнате, куда я забежала на минутку отдохнуть.

Когда я просыпаюсь — ночь прошла, уже светает, тихо, часть гостей, должно быть, разъехалась. Выйдя из Осиной комнаты, я вдруг сталкиваюсь с Пастернаком, который выскакивает из столовой с отчаянным, растерянным лицом. Его не было среди приглашенных, очевидно, он приехал под утро, когда я спала. Он смотрит на меня невидящими глазами и выбегает без шапки, в распахнутой шубе в раскрытую дверь передней. За ним устремляется Шкловский, которого тоже не было в начале вечера и который, как выяснилось, приехал вместе с Пастернаком [9] .