Шрифт:
Я уходила, испытывая настоящее горе. Подумать только! Впервые читает Маяковский отрывки из своей поэмы, о которой кругом говорят как о событии, такие интересные, веселые люди собрались ее послушать, а я должна тащиться домой и сидеть там целый вечер. Очень мне было горько.
Я пишу это потому, что Маяковский, сочувственно смотревший на меня, сказал, чтобы я не огорчалась — где бы он ни читал свою поэму, он будет каждый раз приглашать меня.
Он никогда не бросал слов на ветер. Я слушала поэму несколько раз.
Почему-то каждый раз, когда я читаю в "Клопе" сцену, где двое рабочих смазывают голосовальную машину и один из них рассказывает, как мать его не могла голосовать, потому что держала сына на руках, — я вспоминаю летний день, дачу в Пушкино и тот полный сочувствия взгляд, каким смотрел на меня Маяковский.
Поскольку мне посчастливилось услышать в авторском исполнении "Хорошо!" несколько раз, то я запомнила строки, которые Маяковский пел, читая поэму.
На мотив "Оружьем на солнце сверкая":
Забывши
и классы
и партии,
идет
на дежурную речь.
Глаза у него
бонапартьи
и цвета
защитного
френч.
На мотив "Из-за острова на стрежень":
Под мостом
Нева-река,
по Неве
плывут кронштадтцы…
От винтовок говорка
скоро
Зимнему шататься.
1927 г.
Апрель
Москва
"ХОЧУ РЕБЕНКА"
Маяковский приводит нас в какой-то дом, где Сергей Третьяков читает свою новую пьесу "Хочу ребенка".
Пьеса эта написана на модную тему — о женщине, которая хочет ребенка, но не хочет выходить замуж. Героиня пьесы, забеременев, расстается с отцом ребенка, так как он выполнил свою функцию и не нужен ей. Между тем отец, очень симпатичный парень, рад, что он отец, рвется выполнять свои отцовские обязанности и никак не может понять, почему его от этого отстраняют.
Я была единственной женщиной среди слушающих, и когда Третьяков спросил мое мнение о пьесе — выразила неудовольствие по поводу того, что так плохо обошлись с героем.
Маяковского насмешили мои высказывания.
— Вступилась за нашего брата… — сказал он.
28 декабря 1928 г.
МЕЙЕРХОЛЬД СЛУШАЕТ "КЛОПА"
В маленькой столовой на Гендриковом переулке происходит чтение "Клопа". Владимир Владимирович читает в первый раз пьесу Мейерхольду.
Маяковский сидит за обеденным столом, спиной к буфетику, разложив перед собой рукопись. Мейерхольд — рядом с дверью в Володину комнату, на банкеточке. Народу немного — Зинаида Райх, Сема с Клавой, Женя [3] , Жемчужный, мы с Катаняном, Лиля и Ося.
[3]
Женя — Соколова-Жемчужная Евгения Гавриловна (1900–1982) — жена В. Жемчужного, с 1925 года — жена О. Брика.
Маяковский кончает читать. Он не успевает закрыть рукопись, как Мейерхольд срывается с банкетки и бросается на колен перед Маяковским:
— Гений! Мольер! Мольер! Какая драматургия!
И гладит плечи и руки наклонившегося к нему Маяковского, целует его.
Театр Мейерхольда находился под угрозой закрытия из-за отсутствия в его репертуаре современных пьес. В одном из юмористических журналов вскоре — я помню — появилась карикатура: громадный клоп открывает ключом замок на двери Театра Мейерхольда.
30 декабря 1929 г.
ДВАДЦАТИЛЕТНИЙ ЮБИЛЕЙ
Афиши выступлений Маяковского за двадцать лет расклеены даже на потолке в столовой — не поместились на стенах комнат. Обеденный стол куда-то вытащен.
Друзья празднуют двадцатилетний юбилей работы Владимира Маяковского.
Пришли Штеренберги [4] , Денисовский [5] , Асеевы, Кирсановы, Жемчужные, Незнамов, Каменский, Степанова [6] и Родченко, Яншин с Полонской, Наташа, Горожанин [7] , Назым Хикмет [8] , Гринкруг, Кассиль…
[4]
Штеренберг Давид Петрович (1881–1948) — художник.
[5]
Денисовский Николай Федорович (род. 1901) — художник.
[6]
Степанова Варвара Федоровна (1894–1958) — художница, жена А. Родченко.
[7]
Горожанин Валерий Михайлович (1889–1941) — чекист, знакомый Маяковского.
[8]
Назым Хикмет Ран (1902–1963) — турецкий поэт, общественный деятель.
Народу человек сорок, просто непонятно, как мы все помещаемся в маленьких комнатках.
Приезжает Мейерхольд с Зинаидой Райх. До этого он прислал две корзины театральных костюмов и париков. Мы все наряжаемся кто во что горазд. Всеволод Эмильевич легко движется среди костюмированных. Клавочка Кирсанова из стриженой блондинки превращается в длиннокосую брюнетку. Я щеголяю в белокуром парике.
— О, что вы! — огорченно говорит Мейерхольд, глядя на меня. Его узкие сухие руки летают вокруг моей головы. Он снимает парик и украшает меня зеленой шелковой чалмой с длинным хвостом.