Глубоко внутри Санто понимал: что то, что он делает, опасно. Ему не нужны были отношения, он не хотел заводить роман с няней его дочери, все, что ему было нужно, — избавиться от душевной пытки. Его убила весть о том, что его дочь думает, что он не любит ее, и завтра он собирался как-то это исправить, но сегодня ему нужно было отвлечься, и раз Пенни знала, что он чувствует, и не ждала от него чего-то большего, это было прекрасное лекарство.

— Ты осознаешь, что делаешь? — спросил он, дыша тяжело и жадно.

Ее губы были как изысканное вино, как афродизиак, ему хотелось целовать ее снова и снова. Он знал, что одной ночью дело не закончится. Это было опасно, самоубийственно, и, может быть, ему надо было остановиться, пока еще было время, но Пенни прошептала:

— Осознаю, Санто, и ничего не могу поделать с собой: я тоже хочу тебя.

Со стоном он вовлек ее в еще один горячий, безрассудный поцелуй, ощущая ее вкус и ее тело, искушающее и обещающее. Процесс облегчения его страданий начался.

Пенни ощутила перемену в нем, словно он освободился от всех забот, и сама почувствовала себя свободнее. Она отвечала на его поцелуи с такой страстью, с какой он целовал ее, и, когда он перешел к ее шее, запрокинула голову и вцепилась ему в волосы, привыкая к нему. Но когда он опустился ниже, губами и руками находя ее груди и сжимая напряженные соски, ее руки упали на кровать, а дыхание стало вырываться из груди короткими выдохами.

— О, Санто!

Он поднял голову: его глаза были как стеклянные, и она была не уверена, видит ли он ее.

— Тебе не нравится?

— Не нравится? Мне безумно нравится!

Это было все, что ему требовалось. Он застонал и вернулся к ее груди, покусывая, целуя, поглаживая, заставляя ее тело изгибаться, желая еще. Она глубоко вдохнула и закрыла глаза, наслаждаясь моментом. Санто знал, что делать, чтобы она выгибалась под ним, прижималась к нему, целуя его гладкую, теплую кожу, ощущая силу мускулов и болезненное желание глубоко внутри его. Когда его губы проложили дорожку обжигающих поцелуев от ее груди к животу, касаясь горящей кожи языком, а его пальцы скользнули ниже, во влажный жар, Пенни едва могла дышать. Она металась по подушке, чувствуя только Санто, как он управляет ее телом, приказывая вспыхивать от каждого прикосновения, переживая бурю чувств, какой не было еще никогда.

Настоящая Пенни Килинг не могла так радикально измениться. Такие вещи с ней не случались, она либо спала, либо воображала все это. Та Пенни Килинг, которую она знала, никогда бы не позволила себе оказаться в такой ситуации. Одних погибших отношений было достаточно, чтобы навсегда стать разумной, уравновешенной, осторожной… Кого она пыталась одурачить? Каким-то образом — она не могла понять каким — Санто Ди Люка заставил ее поверить, что она хочет заняться с ним любовью, что поддаться искушению — нормально, и у нее не было сил бороться с этим. Она знала с самого начала, во что влезает. Она хотела, чтобы он занялся с ней любовью, прямо сейчас, быстро и страстно, иначе она возьмет инициативу в свои руки.

— Ты готова?

Он прочел ее мысли?

Пенни кивнула, потом поняла, что он не смотрит ей в лицо: он изучал другие, более интересные части ее тела.

— Да, — это был скорее стон, чем слово, но она вскинула бедра, и Санто застонал.

На долю секунду он отстранился, проникая в нее, сначала мягко, осторожно, пока она полностью не расслабилась. Она вцепилась в его плечи, привлекая ближе к себе, двигаясь так, чтобы ему было удобнее. То, что случилось потом, было покрыто туманом ощущений: ногти впивались в кожу, тела, переплетались и выгибались, нечленораздельные звуки вырывались из глоток, и все кончилось взрывом, оставившим их лежать в изнеможении, с колотящимися сердцами, готовыми выпрыгнуть из груди.

В течение ночи Санто еще несколько раз овладел ею; ему действительно нужно было забыться, и Пенни не противилась. Еще никогда она не отдавалась мужчине с таким наслаждением, никогда не чувствовала так ясно, что ее желание тоже было важно. Он был так нежен, что Пенни не могла поверить, что человек, которого она считала суровым, незаботливым отцом, мог быть так великолепен в постели.

Однако утром, проснувшись, она не нашла его. На Пенни немедленно нахлынули вина и стыд. Она позволила ему использовать ее, дала понять, что ее так легко получить! Гнев и унижение охватили ее. Она была невероятно глупа. Как ей теперь смотреть ему в глаза? Возможно, ей следовало уйти, пока это не стало нормой? Ее останавливал только долг перед Хлоей. Она не могла отдать девочку очередной толпе нянь, которые бунтуют против долгих часов работы. Больше такое не повторится. Отныне их отношения будут сугубо деловыми.

Она выскользнула из комнаты и поспешила к себе, по пути заглянув к Хлое и обнаружив, что девочки нет в ее комнате. Хорошо бы она была с отцом. После того, что она рассказала Санто, он должен был захотеть поговорить с дочерью, уверить, что любит ее, что в том, что он не приходил к ней все эти годы, не было его вины.

Пенни приняла душ, быстро оделась и с сильно бьющимся сердцем спустилась вниз. Хлоя обнаружилась на кухне с Эмили, но Санто нигде не было.

— Мистер Ди Люка уехал на работу, — сообщила экономка.