Что-то Лена сомневалась, что магическое проклятие выглядит так.

Гарвин, перестань.

Ты думаешь, это проклятие?

Я думаю, с них пока хватит.

Маг серьезный.

Лена повернулась.

– Маг, я не могу остановить их, но могу обещать, что мы уйдем, как только приведут мою собаку…

– И принесут наши вещи и оружие, – добавил Милит. – У тебя там платок, без него голову напечет. И всякие безделушки. Не им же оставлять.

– Остановись ты, и эльфы больше ничего не сделают, – не слушая его, продолжила Лена.

– Да? – усомнился Гарвин. – А я бы еще поразвлекался. Почему людям можно, а эльфам нельзя? Несправедливо. Может, король побегает от стрел? А Милит постреляет.

– Нет, – покачал головой Милит, – нечестно. Я хороший лучник, к тому же могу пустить эти пять стрел почти непрерывно…

– Дай нам уйти, маг.

– Ты можешь идти, Далена, – пророкотал низкий мощный голос. – Эльфы должны умереть.

Милит издевательски засмеялся.

– Это мы еще посмотрим, кто тут чего должен.

Огромный ком клочкастой черной шерсти – Гару предусмотрительно линял в жару –пролетел через толпу, лизнул Лену в нос и замер рядом, встопорщив загривок и оскалившись. Два стражника вроде бы и бегом, и в то же время сильно тормозя от страха, притащили их мешки и оружие, и Милит один сгреб все. Лена посмотрела на толпу, и почему-то стало тихо. Даже маг примолк. Наверное, впервые за всю свою новую жизнь Лена почувствовала, как дрожит воздух от магии.

– Я не стану проклинать ваш мир, маг, – сказала она негромко. – Я не стану проклинать тебя или твоего короля. Но я проклинаю каждого, кому нравитсявидеть казни и наказания. Каждого.

Гнев, ярость, отвращение прорвались наружу. Потемнело в глазах, и Лена с трудом нашла в себе силы, чтобы взять руку шута и уцепиться за обгорелый рукав Гарвина. Гару прижался к ноге, Маркус обнял ее за талию и положил вторую руку на локоть Милита. Гарвин жестоким пинком в пах отправил короля на несколько шагов в сторону, и Лена сделала Шаг.

Здесь тоже было очень жарко, но просто – очень жарко. Градусов тридцать с небольшим. Но оказались они на берегу очень широкой реки, в тени подступавшего к воде леса, и после пекла это показалось прохладой. Гарвин тут же наклонился к шуту.

– Ага. Подождет еще минуту. Маркус, сядь.

Он не без труда распрямил пальцы, положил левую руку Маркусу на затылок, правую поднес почти вплотную к щеке, и закрыл глаза. В голове Лены словно бы работал метроном, что вовсе не помешало ей распотрошить мешок Маркуса, вытащить свою аптечку и сгонять Милита за водой.

– Ну вот, – проговорил Гарвин ровно. – Теперь, может, и совсем шрама не останется. Милит, стрелы из шута повыдергивай. Давай, знаю, что говорю.

Милит послушно выдернул обломки стрел, потом целую, которая так и торчала из шеи. Шут закашлялся, брызнула кровь – из раны и изо рта. Он открыл глаза, испуганные, непонимающие. Гарвин прижал палец к ране и подержал минуту.

– Ну вот… – Он сел, устало поморгал и виновато объяснил: – Лена, не смогу я их полноценно исцелить. Руки… в тонком целительстве очень важ… ой, ты что делаешь?

– Ожоги тебе промываю, – объяснила Лена, – потом бальзам лучше ляжет. Потерпи, я понимаю, что очень больно.

– Ты их…

– Им ты уже помог, так что я начну с тебя. Ну вот… Милит, синюю баночку мне дай. А ты можешь сначала вскипятить воду, а потом сделать ее теплой?

– Легко, – как-то очень современно отозвался Милит и заколдовал над котелком. – Какую траву засыпать?

– Сбор из мешочка, на котором вышит кленовый лист. Не жалей, сыпь горсть. Твою горсть. Гарвин, а ты нам ничего сказать не хочешь?

Гарвин смотрел на нее во все глаза.

– Сказать? А, насчет этого… Я очень сильный маг, Аиллена. Очень. И все ты виновата. Но веревка из валицы не позволяет ничего сделать… серьезного. Так что единственное, что я смог, – это отвести огонь назад, чтоб он пережег веревку. Прочная, зараза… Ты ведь уже промыла?

– Я тебя магии учу? Вот и ты не учи меня лечению ожогов.

Милит поставил перед ней котелок с готовым отваром и вдруг поцеловал в щеку. Маркус тут же поцеловал в другую. Шут посмотрел так жалобно, что Лена оторвалась от своего занятия и поцеловала его как следует, почувствовал вкус его крови на губах. Бедняга…