Шрифт:
— Не знаете, куда она могла пойти?
— Я посоветовал ей сходить в пассаж, что напротив собора. Там продается лучшее в городе мороженое.
Малоун тоже любил мороженое, так почему бы не полакомиться на пару со Стефани?
Кассиопея заняла позицию возле грязного канала, впадающего в лагуну, недалеко от причала, у которого швартовались водные трамвайчики. Если интуиция ее не подвела, Виктор и его сообщник появятся здесь в ближайшие два часа.
Остров обволакивала тьма.
Только в ресторане, где ужинали они с Малоуном, еще горели огни, но Кассиопея знала: еще полчаса — и заведение закроется. Она уже успела проверить обе церкви и оба здания музея. Все они были заперты. Обслуживающий персонал уехал на водном трамвайчике, который отчалил час назад.
Сквозь вечернюю дымку, повисшую над лагуной, Кассиопея видела снующие во всех направлениях лодки. Они направлялись в разные каналы, выполняющие здесь функцию скоростных автомагистралей.
Кассиопея собиралась перешагнуть грань морали, чего никогда не делала раньше. Да, ей приходилось убивать — но только когда не оставалось иного выхода. Теперь все было иначе. Она была абсолютно хладнокровна, и это пугало ее саму.
Но у нее был долг перед Эли.
Она думала о нем каждый день. Особенно о том времени, которое они провели в горах.
Она смотрела на крутые горные склоны, плавно переходящие в пологие холмы, ущелья и пропасти. Она узнала, что Памир — это край жестоких бурь и землетрясений, постоянных туманов и парящих в небе орлов, глухой и безлюдный. Тишину нарушал лишь волчий вой.
— Тебе здесь нравится? — спросил Эли.
— Мне нравится быть с тобой.
Он улыбнулся. Ему было под сорок. Широкоплечий, с веселым круглым лицом и лукавым взглядом, он был одним из немногих мужчин, рядом с которыми она начинала ощущать себя дурочкой. Однако когда Кассиопея находилась рядом с Эли, это чувство ей нравилось.
— Возможность приезжать сюда — одно из главных преимуществ моей работы, — сказал Эли.
Он давно рассказывал ей о своем убежище в горах к востоку от Самарканда, рядом с китайской границей, но приехала сюда Кассиопея впервые. Избушка с тремя комнатами была построена из толстых бревен и стояла в стороне от шоссе, в лесу, на высоте двух тысяч метров над уровнем моря.
— Этот домик принадлежит тебе? — спросила Кассиопея.
— Нет, — мотнул головой Эли, — вдове хозяина магазина, которая живет в поселке. Она предложила мне снять домик, когда я приезжал сюда в прошлом году. Деньги, которые я плачу за аренду, ей очень кстати, а у меня есть возможность наслаждаться всеми этими красотами.
Кассиопее нравилась его спокойная манера поведения. Он никогда не повышал голос, не упрекал ее в незнании того, в чем сам являлся экспертом. Он был обычным человеком, который любил прошлое человечества.
— Ты нашел то, что искал?
Он обвел рукой горы и указал на красную землю.
— Здесь?
— Нет, — мотнула головой Кассиопея, — в Азии.
Он умолк, обдумывая ответ, а она смотрела на далекую горную вершину, с которой в этот момент покатилась вниз снежная лавина.
— Мне кажется, нашел, — наконец сказал Эли.
Она улыбнулась уверенности, с которой он произнес эти слова.
— И что же именно ты нашел?
— Тебя.
Лесть никогда не действовала на Кассиопею, хотя мужчины постоянно прибегали к ней, желая завоевать ее расположение. Однако с Эли все было иначе.
— А помимо этого?
— Я понял, что прошлое не умирает.
— Расскажи мне об этом, — попросила она.
Вой затих, и до их слуха донеслось журчание какой-то далекой речушки.
— Не сейчас, — ответил Эли.
Она обняла его за плечи, притянула к себе и прошептала:
— В любой момент, когда ты будешь готов.
Воспоминания заставили ее глаза увлажниться. Эли был особенным буквально во всем. Его смерть стала для нее потрясением — столь же сильным, как известие о смерти отца и смерть матери, погибшей от рака, о существовании которого у нее никто даже не подозревал. Каждый раз Кассиопея испытывала такую сильную боль, что, казалось, не выдержит сердце.