Шрифт:
Увы, эта мясорубка перемалывала не только германские, но и советские войска. Война есть война. Особенно, когда оба противника воюют по-настоящему.
Спору нет, союзники имели огромный перевес в наземной технике, не говоря уже об авиации. Но даже в апреле 1945 года реальный боевой дух союзных войск был не так уж и велик.
Что же до перевеса в авиации, то «ковровые» бомбёжки войск, а не городов никогда не бывали очень уж эффективными. «Буханье по площадям» — занятие мало успешное.
Полезно ещё раз провести краткое сравнение поведения союзников и русских в 1945 году во время мощного январского удара немцев по союзникам на западе, и во время мощного мартовского удара немцев по нам в районе озера Балатон в Венгрии.
Союзники тут же рухнули и тут же запросили помощи у Сталина. А русские с ситуацией справились сами. Причём в Венгрии положение было намного тяжелее — был шире фронт, удар наносился с трёх сторон и т. д.
Как известно, союзники разгромили и пленили 176 дивизий стран германского блока, а советские Вооружённые Силы — 607 дивизий и уничтожили 75 % боевой техники врага. И это соотношение показывает, кто и какой внёс вклад в освобождение Европы.
Можно, впрочем, подсчитать в цифрах. 176 + 607 = 783. Разделив же 176 на 783, получим 0,22. То есть вклад англосаксов составил примерно пятую часть от вклада России.
И даже — меньше, если учитывать, что против нас немцы сражались и в самом конце войны ожесточённо, капитулируя неохотно, чему свидетельство — Будапешт, Кенигсберг, Шнайдемюль, Берлин… А союзникам немцы с какого-то момента сдавались «пачками», не говоря уже об итальянцах, которые тоже пошли в «общий зачёт» англо-американских «успехов».
И думаешь сегодня — а, может, действительно не стоило нам очень уж напористо наступать в 1945 году, так сразу и не полностью подготовившись? Может, стоило дать немцам возможность устроить англосаксам второй Дюнкерк, а уж потомударить по измотанным этим успехом немцам всей силой?
Смотришь, мы дошли бы не до Шпрее, а до Ла-Манша. Может быть, так бы надёжнее вышло?!
Но что поделаешь — Сталин был человеком неистребимого внутреннего благородства и рассчитывал, что хотя бы капля такого же благородства отыщется если не в сердцах политиканов типа Черчилля, то хотя бы в сердцах народов Европы, превде всего Советскому Союзу обязанных своим освобождением.
Каждый ведь судит о других по себе. И, как я понимаю, Сталин, жертвуя заманчивыми возможностями освобождения Европы и разгрома Рейха на собственных условиях, надеялся на благодарную память народов.
Он, как я понимаю, надеялся на то, что Европа и весь мир будут вечно помнить о вторичном примере воинского и политического благородства русских, обеспечивших в 1945 году союзникам по антигитлеровской коалиции «чудо в Арденнах» после того, как подвиг русских воинов в Первую мировую войну обеспечил тогдашним нашим союзникам по Антанте «чудо на Марне».
Увы, Европа забыла оба этих благородных союзнических акта России. Деды и отцы, освобождённые русскими и приветствовавшие русских, не смогли передать эстафету благодарности внукам и правнукам. Европейцы оказались недостойны надевд Сталина.
Вместо благодарной памяти — мелкая дрянь гнусной лжи, подлость исторического беспамятства и как итог — нынешние обвинения Европы в адрес как самого Сталина, так и Державы, им созданной и возвеличенной. Той Державы, которая освободила Европу в жестокой и кровавой борьбе с врагом.
Впрочем, отставим патетику в сторону и ещё раз обратимся к документам. Напомню, что когда на Крымской (Ялтинской) конференции Черчилль выразил благодарность Красной Армии за зимнее наступление 1945 года, Сталин заметил, что это было «выполнением товарищеского долга», и что «согласно решениям, принятым на Тегеранской конференции, Советское правительство не обязано было предпринимать зимнее наступление».
Сталин подчеркнул, что Советское правительство «считало это своим долгом, долгом союзника, хотя у него не было формальных обязательств на этот счёт», и что он, Сталин, «хочет, чтобы деятели союзных держав учли, что советские деятели не только выполняют свои обязательства, но и готовы выполнить свой моральный долг по мере возможностей».
Тактичный Сталин употребил формулу «по мере возможностей», но мы выполняли в 1945 году (как, впрочем, и в 1944-м, и в 1943-м, и в 1942-м, и 1941-м годах) свой союзнический долг чаще всего сверхвсяких разумных возможностей.
На той же Крымской конференции в тот же день, 4 февраля 1945 года, за столом переговоров велись такие речи, что я, читая стенограмму от 4 февраля, не знал, смеяться или злиться.
Впрочем, пусть читатель судит сам.
Сталин, после того как высказал свои пожелания в отношении того, как союзные армии могут помочь советским войскам, спросил, какие пожелания у союзников имеются в отношении советских войск.