Осведомительский институт существует, наверное, во всех странах, и, по мнению полиции и милиции, он насущно необходим. Возможно, и так, что не мешает прочим гражданам относиться к этой общественно-полезной деятельности с известной долей презрения. Впрочем, насколько мы можем судить, и работодатели не испытывают к своим внештатным сотрудникам глубокой симпатии.

Что же случилось с Андреем Романовичем? Затаился ли он, напуганный скандалом в школе-интернате, или, что похвальнее, решил победить свою мерзкую плоть, утопить извращенную похоть в чистых водах общественно-полезной работы?

Как бы не так. Мы уже знаем о том взрыве, который последует несколько лет спустя.

Тогда, может быть, в рассуждения доктора Вельтищева вкралась ошибка и Андрея Романовича уже не преследуют садистские желания, не волнуют мальчики?

Все гораздо проще и прозаичнее. У него наконец-то получилось с женщиной. Он завел себе любовницу.

Ее звали Валентина Ж., она была раньше женой его собственного шурина. Не самая близкая, но родственница. И — впервые в жизни — у него было все, как у остальных.

Почему так случилось? Не знаем. Основываясь на его и на ее словах, сообщаем заурядный факт заурядной биографии.

У Андрея Романовича было отличное настроение. Эйфория. Подъем духа. Высокие слова о моральном облике и патриотическом долге сами слетали с кончика пера.

И какие к черту мальчики, если все как у людей!

В кармане у него позвякивают ключи от пустой комнатенки в общежитии училища. Запирайся на сколько хочешь. Дама сердца ничем не связана, она в разводе, ее бывшего мужа и в городе-то нет, сидит, голубчик. Они, собственно говоря, оба свободны, Феодосия Семеновна давно его не спрашивает, когда придет домой и чем занимается вечерами. В редакции, например, задержался, срочно надо статью сдавать. Или с учениками поехал на практику. А еще вернее — отправили выполнять задание, о котором дома упоминать не положено.

Оставайся в общаге хоть до утра.

Это была у него первая и последняя обычная связь с обычной женщиной.

Дотошный Амурхан Хадрисович Яндиев уже в девяносто первом году разыщет Валентину и узнает от нее о дотоле не известном любовном романе своего подследственного. Он устроит бывшим любовникам очную ставку, пытаясь понять, каким образом школьный учитель превратился в сексуального маньяка. С нескрываемым ужасом будет смотреть постаревшая женщина на своего давнего партнера, обвиняемого в страшных преступлениях. А он будет улыбаться во весь рот, не скрывая удовольствия от воспоминаний пятнадцатилетней давности.

Мотивы многих переездов семейства Чикатило остаются для нас (а может быть, и для следствия) тайной. Со всей достоверностью известно лишь то, что Андрей Романович был уволен из ГПТУ–39 по сокращению штатов: не тот работник, чтобы за него держаться. Или сверху поступило указание уволить. Как бы то ни было, в сентябре 1978 года семья, оставив за собой просторную (по российским меркам) новошахтинскую квартиру и не без выгоды сдав ее постояльцам, переезжает в соседний город Шахты, в общежитие тамошнего профтехучилища СГПТУ–33. Глава семьи принят на работу в это учебное заведение на хорошо знакомую ему и многообещающую должность воспитателя, его жена — на должность коменданта общежития.

«В профессиональном отношении Чикатило к воспитательной работе был непригоден, — вспоминает его тогдашний сослуживец И.А. Гуляк. — Уважением ни у коллег, ни у учащихся не пользовался. Всерьез его как-то не воспринимали. Он на учеников не обращал никакого внимания как педагог, но ходили упорные слухи, что он пристает к мальчикам, однако этим слухам мы как-то не придавали значения…

Сын Чикатило вел себя дерзко по отношению к отцу, мог на него накричать при всех, а тот молчал, я этому всегда удивлялся. Директор училища часто ругал Чикатило за просчеты в работе, но тот все время отмалчивался. Однако Чикатило был как-то очень назойлив в разговорах. Встретит, бывало, и начинает что-то долго и нудно говорить…»

По ночам, как вспоминают бывшие воспитанники училища, заботливый воспитатель любил заглядывать в их спальни. Потихоньку, чтобы не разбудить жену и детей, выходил из своей комнаты, на цыпочках шел по коридору, открывал двери в комнаты воспитанников.

Десятилетний в ту пору Володя Щербаков очень хорошо запомнил эти ночные педагогические мероприятия. Однажды, вернувшись в общежитие из родительского дома, он привез с собой домашние лакомства и, опасаясь не без оснований, что ребята постарше отберут гостинцы, попросил, чтобы воспитатель разрешил ему переночевать в одной из пустующих комнат. Андрей Романович был добр к детям. Он поселил Володю в отдельной комнате и запер до утра на ключ. Чтобы всем было спокойнее.

Проснувшись ночью, мальчишка почувствовал что-то неладное. Горячее вспотевшее лицо прижималось к его животу. Он открыл глаза и увидел своего воспитателя, склонившегося над ним. Мальчик испугался, вырвался, спрыгнул с постели. Чикатило незамедлительно ретировался. Наутро он не обмолвился о происшедшем, сделал вид, будто ничего не случилось. Мальчик тоже благоразумно промолчал.

А через несколько дней повторилось то же самое. Не понимая до конца, что все это значит, Володя почуял неладное и пригрозил, что начнет кричать и разбудит ребят в соседних спальнях. Только тогда педагог оставил его в покос.