— Мнение моего отца намного важнее, чем чье-либо еще, — произнесла Шарлотта немного надменно. Но она не имела в виду ничего дурного. Она только хотела взбодрить юношу. — Он поздравил Андерсена и похвалил за его поэму, именно эту самую. А мой отец не может ошибаться!

Так, значит, Эленшлегер похвалил его! Добрые дамы почувствовали прилив воодушевления. Они не ошибались, когда поддержали его поэму. Даже Ханс Кристиан улыбнулся и заговорил:

— Возможно, что дама просто позавидовала. Может быть, у нее есть сын, которого она хотела бы видеть поэтом, а он может стать только плотником!

Компания с облегчением рассмеялась. Кризис прошел. Они все были очень горды собой. Завтра они смогут рассказать своим менее везучим друзьям, что вчера вечером в доме адмирала они слушали поэму Андерсена и одобрили ее еще до того, как юношу похвалил Эленшлегер. Все замахали веерами.

Шарлотта, Гетти и Ханс направились в гостиную. Сегодня у него была последняя возможность насладиться полноценным ужином. Сегодня вечером он не будет думать о старом Мейслинге. Он будет есть, пить черный кофе и веселиться так, как может веселиться молодой восходящий поэт.

Ханс Кристиан Андерсен отложил в сторону перо и пониже опустился в своем кресле так, чтобы его голова могла отдохнуть. Он смотрел на маленькое квадратное окошко в крыше своей мансарды. По нему стучали капли дождя, не давая проникнуть внутрь даже крохотному лучику дневного света. Весь день он писал при слабом свете маленькой свечи. Но это не имело для него значения. Теперь ничто не могло поколебать его уверенности. Он переехал в эту мансарду два года назад, так как герр Коллин решил, что в Хельсингере с герром Мейслингом он уже не добьется большего прогресса. Наставником Ханса в латыни стал младший сын Коллина, Эдвард. Для всех них это был тяжелый труд, но он был вознагражден. Ханс Кристиан сдал университетские экзамены с самыми высшими результатами.

Теперь он собирался сделать себе имя! Его друзья, с которыми он обедал все следующие дни недели, добрые благодетели, которые помогали ему не только словом, но и делом, все, все они теперь будут вознаграждены. Они поймут, что нашли правильное применение своим силам и деньгам. Андерсен написал книгу!

Улыбка коснулась его губ, и он заерзал в кресле. Острая боль жгла его между лопаток, но он не обратил на нее никакого внимания. Ничего не волновало Ханса Кристиана в эти дни, проведенные в маленькой мансарде среди самого большого счастья в его жизни. Он протянул свою длинную руку, затушил свечу и взял законченный труд.

— «Путешествие пешком на Амагер», — вслух громко прочитал он. Эти слова показались ему прекрасной музыкой. Странно, что никому до него не приходило в голову написать об этом маленьком острове Амагер. С городом его соединял небольшой мостик, и он всегда считался загородным садом Копенгагена. На протяжении двух с половиной миль раскинулись грядки с морковкой, тыквами, кабачками, а так же дома фермеров. Это был райский уголок для пера поэта. Но критикам мог не понравиться его дебют. Маленькая морщинка залегла между бровями Ханса Кристиана, но его мрачные мысли были прерваны стуком в дверь.

— Входите, — сказал Ханс, не вставая с кресла.

Но как только в дверях появился изыскано одетый молодой человек примерно его возраста, Ханс вскочил ему навстречу.

— Эдвард! Я не ждал тебя. Тебе совсем не обязательно было приходить в такой ливень.

Юный Коллин снял с себя мокрый плащ.

— Я предпочел прогулку под дождем. Ну что, ты закончил?

Ханс Кристиан понял без лишних слов, что имел в виду его собеседник.

— Как раз когда ты поднимался по лестнице! — воскликнул Ханс, вешая мокрый плащ товарища на кровать и беря рукопись со стола. — Вот прочти последнюю страницу.

Эдвард взял листок и сел. Ханс Кристиан начал мерить шагами пол. В этом была разница между двумя молодыми людьми. Там, где один сохранял спокойствие, другой не мог усидеть на месте.

— Ну и что ты думаешь? — нетерпеливо спросил Ханс Кристиан, останавливаясь напротив Эдварда.

— Я бы сказал, что неплохо. Но ты же знаешь, я не критик.

— В том-то и дело! Я боюсь критиков! Я не могу отдать им на растерзание мою маленькую историю, как мышку своре кошек.

И он с трагическим видом упал на кровать.

Эдвард выжидательно посмотрел на него. Пришло время сообщить новость.

— Кроме критиков есть еще издатели. Им твоя история не нужна. Честно говоря, мне не удалось найти никого, кто бы отважился ее напечатать.

Ханс резко сел на кровати.

— Что? Даже после того, как хорошо приняла публика мои рукописные поэмы?

Эдвард улыбнулся.

— Рукописные поэмы не означают ни для кого убытков. А для того, чтобы издать книгу, нужны деньги.

— Но мою работу так хорошо приняли, — настаивал Ханс, не в силах поверить в то, что издатели могут быть так глупы. — Неужели они думают, что писать может только Хейберг, и печатают лишь его «Летучую почту» и то, что подписано инициалом «X».