Сергей молчал.

– Нельзя, но и бросить его нет сил. Я несколько раз собирался укатить куда-нибудь в Канаду или Америку. Работать там до чертиков и получать, что заработал – не смог. Больше трех месяцев не выдерживал. Россия оказалась сильнее меня. Выйду из самолета, оглянусь, вдохну аромат берез и сил нет оставить свой дом. Заброшенный с дырявой крышей, холодный, но родной. Что же делать? Сегодня я на этот извечный для нас вопрос отвечаю просто – делать жизнь такой, какой она мне или тебе видится. Создать свою структуру власти, экономику, машину принуждения и защиты от врагов.

– Подполье, – усмехнулся Боляско, – как в войну?

Чабанов, не мигая смотрел ему в глаза.

– Может и подполье.

– Так что же, вы мне предлагаете воевать против советской власти?

– Нет. Я говорю о системе, о ее функционерах. И не воевать, а жить своей жизнью, защищая ее от разрушения и выводя из-под влияния этого то ли государства, то ли нет. Жить на виду, но не как все. Создать свою Организацию, впаяннную в государство, которая могла бы со временем взять на себя некоторые его функции или, – он замолчал, – потер подбородок, – сделать его со временем нормальным. Сегодня такую возможность дают деньги, связи и силы. Уже сейчас с помощью всего этого можно держать под контролем город или область. Это, если хочешь, своеобразная игра в прятки.

Боляско непрерывно курил.

– Вы привезли мои бумаги, чтобы показать, что у меня нет выбора?

– Нисколько. Я подарил их тебе, чтобы твои родные не теряли бы тебя во второй раз. Я прошу тебя понять меня и поверить. Только в этом случае ты сможешь вместе со мной делать то,что я задумал. Мне нужны люди, способные, как ты, если понадобится, то и погубнуть рядом со мной. Я предельно откровенен с тобой, потому что верю – никто о нашем разговоре знать не будет и ты меня не предашь.

– Но что я могу делать? Я – солдат.

Леонид Федорович выпрямился, уперся руками в край стола и прямо, глядя в глаза Боляско, произнес:

– То же, что и в армии. Я уже создал мощную Организацию, в которой предлагаю тебе возглавить службу безопасности. Это будет своеобразная контрразведка с задачами, при необходимости, брать на себя охрану или уничтожение наших друзей или врагов. Ты должен будешь сам подобрать себе людей, создать из них законспирированные звенья, сеть явочных квартир, систему оповещения и сбора, склады оружия и боеприпасов. Деньги для этого есть. Подчиняться будешь только мне. Кроме тебя в твоей «СБ» меня никто не должен знать. Детали твоей работы обговорим позже.

– Как же я буду жить?

– Как и все нормальные люди, будешь работать, ну, скажем, тренером во Дворце спорта. Оклад для себя и своих людей положишь сам, исходя из реальных соображений. Согласен?

– Нужно подумать.

– Поужинаем?

– Только я сам хочу приготовить еду.

– Хорошо.

Чабанов с трудом вырвался из плена воспоминаний и, не открывая глаз, прислушался. Губернатор шумно плескался в студенной воде. Обычно он кричал, бурно выражая удовольствие, но сегодня, почему-то, вел себя тихо.

– Что это ты молчком паришься, вода степлилась? – Леонид Федорович поднял голову.

– Стараюсь тебе не мешать, – губернатор повернулся к нему, – что-то случилось?

– Нет, просто потянуло на воспоминания, может, к старости, может – к смерти.

По тонким губам товарища пролетела усмешка.

– Брось, посмотри на себя – силен, как племенной бык. Ты просто устал, вот и лезет в голову всякая дурь. Вон и Петрович посмотрел на твою хмурую физию и трогать тебя не стал.

– А я не понять не могу, что это меня никто не «ломает». Не в службу, а в дружбу, кликни его, пусть кровь с солью разгонит.

Губернатор, тешась, рявкнул во все горло, и в парную вошел массажист.

– Давай, Петрович, вей из меня веревки.

Чабанов закрыл глаза и погрузился в легкое забытье. Лишь изредко, когда твердые пальцы Петровича попадали на особо больной сустав, Леонид Федорович открывал глаза, потом снова проваливался в теплое небытие.

… Пять лет Организация работала без проколов. Подпольные цехи, налаженные Чабановым и его людьми, производили продукцию по лучшим образцам мировых фирм и с успехом конкурировали с государственной торговлей. И тут по сети прошел сигнал тревоги.

В Рижском ЦУМе неожиданная ревизия обнаружила большую партию товарных излишков. Когда же сотрудники республиканского УБХСС стали нащупывать пути поступления продукции, то выяснилось, что шерстяные кофточки с импортными товарными знаками, изготовлены из отечественного сырья. Размах операции взволновал всех рижских сыщиков. Они ринулись в поисках махинаторов, но никого взять, кроме управляющего трикотажной базой и нескольких работников магазинов, знавших о левом товаре, не смогли. Контейнеры, доставившие его, были маркированы клеймами и пломбами западных фирм и шли из Владивостока. Только, как выяснилось, там их никто не видел. Следствие предположило, что товар был погружен на промежуточных станциях, а офомлен во Владивостоке. Доказать это не удалось, как и найти человека, сопровождавшего груз. Доставив его по назначению, он отбыл в неизвестном направлении. Деньги, по договору с ним, надо было положить на несколько десятков аккредетивов и разослать по главпочтамтам разных городов Союза. Следствие располагало списком фамилий, кому адресовывались эти немалые средства. Заказные письма по этим именам разослали, но за отправлениями никто не пришел. В министерстве поняли, что имеют дело с серьезной организацией, но полгода поисков ничего не дали. Дело, порядком поистрепавшись по столам различных следователей, легло в архив.