— Я б с удовольствием, — сказал Сергей, — но было слишком много работы. Готов исправиться и приехать через сорок минут, если это что-то принципиально меняет.

— Сейчас уже не меняет. Хотя на месте мои слова были бы более… убедительными, так сказать. А по поводу работы вы, конечно же, правы. В восемьдесят восьмом у нас в год проходило семьдесят с небольшим криминальных трупов, сейчас — за месяц больше.

— Я помню: пятнадцать нераскрытых убийств по городу считались ЧП и на итоговом совещании драли всех начальников…

— Вы уже тогда работали?

— Как раз начинал.

— Ну, тогда мне вам долго объяснять не придется. Кстати, установили его?

— Да, но пока что ничего интересного это не дало.

— А обстоятельства смерти? Только то, что записано в протоколе: «Обнаружен в багажнике машины?»

— Увы…

— Печально. Значит, так: травматических повреждений на трупе практически нет, единственное — разрыв нижней губы справа, несомненно, полученный непосредственно перед смертью. На мой взгляд, речь идет о единичных минутах и ударе кулаком, но последнее утверждение является моим частным мнением и объективно ничем, кроме опять-таки моего личного опыта, не подтверждается…

Волгин слушал внимательно: как правило, судебно-медицинские эксперты крайне неохотно высказывают свои впечатления, предпочитая ограничиваться железно установленными фактами или размытыми формулировками.

— Алкоголя в крови немного, на легкую степень опьянения. Следов инъекций я не обнаружил. Есть еще несколько ссадин, но они явно посмертные и были получены при транспортировке трупа. Чтобы вам было понятнее — скончался он от остановки сердца, но чем это было вызвано, сказать не могу. Сердечно-сосудистая система изношена до предела, так что много, как вы понимаете, ему было не надо. Будем ждать результатов судебно-химической и гистологической экспертиз, может быть, они что-то дадут.Но, если честно, я сомневаюсь.

Эксперт замолчал, но сворачивать беседу вроде бы не собирался, и Волгин счел возможным поинтересоваться его личным мнением.

— Хм… Мнение есть, но в исследование я его конечно же, записывать не стал.

— Понимаете, у нас совсем глухо. Хоть бы как-то определиться, в каком направлении копать. Не хочется «от этого забора и до обеда».

— Что ж… На мой взгляд, если рассматривать криминальные версии — а с учетом обстоятельств обнаружения трупа они приходят в голову в первую очередь, — я бы остановился на двух вариантах. Отравление каким-то редким ядом либо рефлекторная остановка сердца. Такое в практике иногда встречается. С первым, будем надеяться, помогут разобраться дополнительные экспертизы, а что касается второго… При исследовании трупа выявить объективные признаки рефлекторной остановки сердца просто невозможно, и такой диагноз, как правило, ставится лишь после исключения других возможных причин смерти. Сумеете найти свидетелей — проанализируем картину умирания, обстоятельства происшедшего, тогда и можно будет говорить конкретно.

— Как это могло произойти?

— При ударе тупым твердым предметом в рефлексогенные зоны. Область сердца, солнечное сплетение, промежность. Но для этого нужны хорошо поставленный удар и различные сопутствующие обстоятельства. Смерть наступает в течение нескольких минут.

После разговора с экспертом Сергей зашел к Катышеву. Бешеный Бык воспринял новость с облегчением:

— Нам мороки меньше. Выгоняй Перекатниковых в шею и плотно садись на «магазинное»дело. Материал по Брошкину отделение доработает. Один хрен, когда причина смерти не установлена, посадить никого не удастся, хоть ты десятерых на «мокруху» расколешь.

— Почему? Бывали прецеденты.

— Которые в суде все разваливались! Ты что, забыл, какие у них сейчас требования? «Признанка», очная ставка и опознание — не доказательства, вещественные доказательства — подбросили, свидетелей — подговорили. По-моему, скоро без видеозаписи преступления никого и судить не станут. Так что заканчивай, Волгин,фигней заниматься.

— Все-таки надо бы Казначеева с этим Максимом отловить. Хотя бы для того, чтобы прокуратура нам «глухаря» не повесила.

— Отловим, куда они денутся? У нас целый месяц есть, пока эти Гиппократы свои экспертизы закончат. А раньше, я думаю, никто дело и не возбудит. Или тебе этого Брошкина жаль? По-моему, как жил козлом, так и умер. А здесь, в магазине, в кои-то веки нормальные люди пострадали…

Веру отправили на кухню, разогревать обед, а сами устроились совещаться в комнате;

Дверь плотно закрыли, а через некоторое время, подкравшись на цыпочках, Казначей выглянул в коридор, чтобы убедиться: их не подслушивают.

— Что будем делать? — спросил он, усаживаясь на диване и избегая смотреть Фролову в лицо. — Завтра утром они приедут.

— Если раньше уголовка не заявится.

— Не заявится, я же тебе объяснял.

— Ты много чего объяснял. И про полную кассу в магазине — тоже.

— Да кто знал, что они деньги прячут! Раньше такого никогда не было.

— Кстати, про «раньше»: твоя подруга, которая там работала, нас не заложит?

— Откуда? Мы же разбежались сто лет назад, да и не знает она ничего. Тем более, опознавать нас некому.

Фролов так посмотрел на Казначея, что у того пропала вся бравада, мелькнувшая в последних словах. Тем не менее он пробормотал:

— А то тебе на войне стрелять не приходилось…

— То на войне.

Всю ночь Фролов пил, отгоняя воспоминания. Когда счет пошел на второй литр, страх пропал. Алкоголь вытолкнул на поверхность позабытое в свете последних событий чувство самоуважения и желание добиться поставленной цели, устроить свою жизнь. В конце концов, предки нынешних американских миллионеров лет двести назад грабили почтовые поезда. Не говоря о доморощенных нуворишах, прошедших тот же путь раз в двадцать быстрее. К тому же не он нажал на спусковой крючок.