Для генерала Власова это стало большим днем. С ним он связывал большие надежды. Он верил, что обнародование Манифеста будет означать значительный успех для его движения и что он сможет, наконец, приступить к формированию своей освободительной армии. «Мы должны продвинуться в Россию, и тогда мы будем вести войну главным образом по телефону», — сказал он. Он верил в возможность возникновения гражданской войны и доказывал это словами: «Как только наша армия появится на фронте, противник начнет перебегать». Действительно, это частично и подтвердилось.

В добавление к обнародованию Манифеста были организованы два собрания: торжественный банкет для 60 немецких и русских руководящих лиц, который давался министром Франком во дворце Чернин, и собрание в Автомобильном Клубе, в котором практически мог принять участие любой из приехавших в Прагу на обнародование Манифеста.

При эстрадных выступлениях это собрание очень быстро выродилось в дикую пьянку. Предлагались в неограниченном количестве водка, коньяк, французские и голландские спиртные напитки из захваченных трофейных складов. И русские, и немцы принимали участие в этом пиршестве. Зал наполнился кричащими, жестикулирующими подвыпившими людьми. По углам лежали заснувшие пьяницы. Но эта распущенность объяснялась отчаянием: мы все понимали, что это начинание пришло слишком поздно.

Посреди этого хаоса стоял стол, за которым сидело 6 молодых людей, безукоризненно одетых, в очках с никелированными оправами, хорошо причесанных, которые любезно улыбались на все стороны. Это были японцы. Они пили только минеральную воду. Они тоже были гостями, ведь Япония была верным союзником Третьего Рейха. Власов присоединился к ним около полуночи, сохраняя спокойствие и не высказываясь.

18 ноября 1944 г. Власов огласил Манифест и в Берлине. В большом зале Эуропахаус толпились эмигранты, военнопленные и остарбейтеры, чтобы повидать и послушать председателя КОНРа. Перед Эуропахаус выстроилась почетная рота из Дабендорфа, которой с блестящей выправкой командовал полковник Поздняков. Он салютовал шашкой и подошел с рапортом к Власову.

Власов затронул цели и задачи Русского Освободительного Движения и прочитал Манифест. За этим последовали речи, из которых особенное впечатление произвела речь духовного лица, о. Александра Киселева. Он поклонился двум присутствовавшим митрополитам — Анастасию, Первоиерарху Русской Православной Церкви за рубежом, и Серафиму, митрополиту Германскому, и произнес свою речь по-русски. Его выразительное лицо и внешность, вызывающая симпатию и сочувствие, его убедительный голос, обращенный к сердцу слушателя, произвели впечатление на многих немцев, которые не понимали по-русски. Всей своей внешностью он убеждал в правдивости, доброте и безграничной любви к русскому народу. Он говорил о великом задании, предстоящем для нас, — освободить русский народ из-под владычества неверующих и вернуть его опять к христианству. После торжества Власов принял обоих русских митрополитов и испросил их благословения.

Поскольку Власов придавал этому значение, мы выслушали еще речи представителей офицеров, солдат и остарбейтеров. Под конец торжества мы прослушали исполнение «Коль Славен», пропетый хором по мелодии песни «Ich bete an die Macht der Liebe» (Я молюсь мощи любви). Все это сопровождалось пестрой программой выступлений, которые были ниже всякого уровня и которые я считал совершенно излишними.

После обнародования Манифеста почти ничего не изменилось. Я уже сказал, что из-за проволочки при составлении текста Манифеста противники Власовского Движения сумели воздвигнуть многочисленные препятствия, которые теперь одно за другим приходилось устранять.

Я иллюстрирую это картинками, и это лучшим образом подтверждает действительность: Власов опять пребывал в Берлине-Далеме на Кибицвег. Учреждения власовской армии росли, и пришлось реквизировать ряд домов по соседству, чтобы их разместить. Но пока этим все и ограничивалось.

Читателю, который ныне спрашивает — почему обнародование такого Манифеста не было сделано раньше, — надо указать, что ведь дело шло о создании Комитета Освобождения Народов России (КОНР) и формировании Русской Освободительной Армии (РОА), и все это происходило на территории Третьего Рейха. Такого рода действия, естественно, требовали одобрения и согласия со стороны центрального немецкого правительства. То, что Гитлер раньше не смог решиться в пользу Власовского Движения, определило судьбу всех нас.

Проблема национальных меньшинств была весьма сложной, потому что существовали противоречия не только между народами на всем русском пространстве, но и между учреждениями в Берлине. Будучи борцом за великорусское решение, Власов хотел объединить в Комитете Освобождения народов России все народы этой страны. Ему представлялось, что после ниспровержения общими силами большевизма в Москве соберется Учредительное собрание — конституанта. Оно сможет решить — останутся ли отдельные народы в составе русского государственного союза или создадут свои независимые государства: никому нельзя было отказать в выходе из этого союза. Разумеется, что для Власова были обязательны самоуправление, культурная автономия и другие демократические права. Они должны были быть признаны всеми теми, кто был готов присоединиться к национальной России.

Но Розенберг боялся великорусских идей Власова. Правда, его и сам Гитлер считал фантазером и назначил его министром Восточных Дел, только чтобы дать ему какой-то пост. Розенберг окружил себя настоящими или самозванными представителями народностей Советского Союза, которые или прибывали из занятых немцами областей, или присоединялись к нему из кругов эмиграции. От них он требовал создания отдельных национальных комитетов, которые тут же настаивали на отделении от русского государственного союза. Они должны были не допустить, чтобы этот вопрос стал предметом обсуждения, исследования или даже народного голосования. Таким образом, из Восточного (или, как русские его называли «Колониального») министерства сознательно велась антирусская пропаганда против Власова.