От резко накатившего приступа тошноты закружилась голова и подкосились ноги. Я, чертыхнувшись, осела по стеночке на ближайший камень, зачерпнула полные пригоршни свежего рыхлого снега и приложила к саднящим глазам. Под веками резало неимоверно, в самой глубине черепа словно перекатывались раскаленные угли. Я с трудом подавила желание закопаться в сугроб целиком (причем головой вниз) и ограничилась новой порцией снежных примочек, тихо рыча от облегчения.

— Помочь? — В хрипловатом голосе нового знакомца слышалось неподдельное сочувствие.

— Да! — обрадовалась я, не отнимая рук от лица. — Разбуди меня! Можешь даже особо не церемониться, лишь бы действенно и быстро!

— Рад бы, — вздохнули рядом, — но…

— … …! А я так надеялась… И, наверное, впервые в жизни была бы счастлива, что не дали досмотреть сон!..

После восьмой примочки мне похорошело настолько, что я смогла оторвать руки от лица, набросить на плечи любезно прихваченную собеседником шубку, вытянуть из-за пазухи сбившийся медальон и вприщур, все еще осторожно, взглянуть на странного зверя.

— Может, хотя бы в общем объяснишь озадаченной мне, что за дерьмовая история со мной приключилась?

— Так уж и дерьмовая?

— Это еще мягко сказано!!! Не будь я воспитанным человеком, назвала бы все происходящее … … …!

Волк некоторое время слушал меня, глядя в никуда остекленевшими глазами, потом спохватился, подобрал отвисшую челюсть и насупился.

— Чем тебе здесь не нравится?

— Хотя бы тем, что подобное не входило в мои планы на ближайшее счастливое будущее! — сердито фыркнула я, невольно поморщившись от очередной вспышки неприятных ощущений в самой глубине глазниц. — Жила себе, никого не трогала, мирно ехала на дружескую попойку, и вдруг на тебе: «здесь вам не равнина, здесь климат иной», несуществующие по определению травмированные драконы, непонятные зверьки, неправильные волки…

— Почему неправильные? — подозрительно прищурился хищник. — Потому, что разговариваю?

— Нет. — Я с удивлением поняла, что сей факт почему-то и впрямь не особо меня шокирует. — Просто сероглазых волков не бывает.

— Каких?!

— Дубль два, — вздохнула я, поправляя ворот водолазки. — Повторяю по буквам для особо одаренных: с-е-р-о-г-л-а-з-ы-х!

— Каких еще сероглазых?!

— Таких, как ты!

Я плотнее запахнула сползающую шубку. Было не очень холодно, и я не стала продевать руки в рукава, только надвинула капюшон.

— У меня глаза желтые! Можно даже сказать — медовые!

— В таком случае мед собирали чокнутые пчелы с цветов-мутантов, которые опыляются молотым графитом! — усмехнулась я, начиная сердиться. Ну не дальтоник же я, в конце концов! Тем более что все остальное вижу вполне нормально, в привычной цветовой гамме. — Да и какой ты, к черту, волк!..

Сказала — и сама удивилась. Откуда и с чего бы вдруг такие озарения?! Ч-ч-черт, опять глаза… Я, не обращая внимания на «неправильного» зверя, почему-то снова замершего в остолбенении, опять протянула руку за снегом, но застыла, услышав за спиной глубокий, звучный голос:

— О чем спор?

От резкого поворота головы капюшон соскользнул за плечи. Морозный ветерок обрадованно затеребил мои распущенные волосы, развеял их во всю длину и запустил холодные пальцы за растянувшийся ворот водолазки, но я даже не обратила на это внимания. В нескольких шагах от входа в пещеру стоял новый персонаж, и при взгляде на него впору было потерять если не рассудок, то как минимум сознание.

— Черт побери! — только и сказала я, прежде чем окончательно лишиться дара речи на ближайшее время.

Возможно, не самый лучший способ выразить нахлынувшие чувства, но я как-то совсем не была готова увидеть вживую главное действующее лицо своих снов, еженощно тешивших тоскующую душу в течение последних полутора лет моей неповторимой жизни.

Вне всякого сомнения, это был ОН! Парень с той самой картины, волей случая найденной в куче барахла, много лет пылившегося на чердаке дачного домика покойной бабули. Те же густые шелковые волосы почти до пояса, разлившиеся по широким плечам потоками жидкого серебра и перехваченные вокруг непокрытой, гордо посаженной головы плетеным ремешком; то же мужественное лицо с правильными чертами; те же роскошные ресницы и та же родинка пониже левого уха; те же парные, затейливо изукрашенные заклепками ножны на том же чешуйчато-узорчатом широком ремне, препоясывающем стройную талию, и те же изумительно вылепленные сильные руки, которые сейчас разжались, выпустив из пальцев хвост веревки, связывающей за лапы добрую дюжину крупных птиц, напоминающих наших тетеревов…

Только вот седых прядей на висках не наблюдается, и вместо безрукавки на нем надета длинная куртка мехом внутрь поверх полурасстегнутой рубашки, а на груди ярко поблескивает какая-то маленькая вещица затейливой формы, подвешенная на темном шнурке. Выше меня почти на голову… Да еще глаза… На картине даже после реставрации было невозможно разглядеть их цвет, а сейчас прекрасно различались некоторые особенности. Начать с того, что глазные белки совсем не просматривались, ярко-сапфировая радужка занимала все видимое пространство между широко распахнутыми веками. Парень смотрел на меня не мигая и… Да нет, не может быть! Он как будто бы тоже узнавал меня и не верил своим глазам! Иначе как можно было истолковать выражение бесконечного изумления и недоверия, столь ясно читающееся на его лице?!