Когда с помощью шестерых воинов его все-таки «переобули» и привязали поодаль, он и там не успокоился. Для начала оборвал повод, перебаламутил остальных лошадей, которых тоже привели, чтобы подковать, и вдобавок выдул ведро пива, спрятанного в углу походной кузницы от подмастерьев. После у всех, кто не был занят в карауле, выдались весьма нескучные полтора часа, пока общими усилиями не удалось отловить по заснеженным окрестностям расходившегося жеребца и водворить его на место.

Пришлось раскошелиться, возмещая убытки — большей частью морального характера, — и пообещать, что во время следующих визитов буду лично держать и усмирять свое ненаглядное «чертячье отродье», раз уж иначе он за последствия не отвечает… Сейчас вышеупомянутое «отродье» нежно фыркало мне в шею, умильно щуря бесстыжие глаза и обдавая паром из бархатных ноздрей, а я стояла, прижавшись щекой к его шелковистой шкуре, и бездумно слушала, как он громко и сосредоточенно хрупает сахаром и сухарями, которые, как всегда, нашлись в карманах.

Больше всего меня радовало полное отсутствие здесь людей — общаться с «братьями нашими меньшими» я предпочитала с глазу на глаз. Вот уж кто и в самом деле умеет понимать с полуслова, а то и вообще без всяких устных излияний читает в душе близкого им человека, и никогда — в отличие от «братьев своих больших» — не предаст и не подведет в тяжелую минуту…

Борьба с давно подступившими слезами окончилась не в мою пользу. Куда там — полным поражением!.. Я сползла спиной по наспех оструганному столбу, села прямо в снег у самых лошадиных копыт и с долгим судорожным всхлипом уткнулась лицом в свои колени, обхватив их руками.

Все, что наболело, нагорело и накипело на душе за несколько последних — таких долгих! — суток, с болью прорвалось на свет горько-солеными слезами. Именно сейчас я как никогда остро чувствовала себя совсем чужой, несчастной и одинокой. Лошадиная морда тыкалась в мое плечо, изредка фыркая в ухо, с другой стороны прижалась мохнатым боком откуда-то вынырнувшая Линга, а я все не могла успокоиться, продолжая давиться беззвучными рыданиями…

Неизвестно, сколько я так просидела, но вдруг над головой раздалось: «Вот она где!» — и две пары крепких рук решительно поставили меня на ноги. Сестрички-островитянки, невзирая на сопротивление, окольными тропками увели меня в свой шатер, заставили умыться, усадили у костра и попытались напоить какой-то травяной гадостью. Судя по мерзкому запаху, это было сильное успокаивающее средство, действующее по принципу: если выживешь после принятия подобного лечебного ужаса, все остальное и впрямь будет уже по барабану, причем очень большому!

Я вежливо, но упорно сопротивлялась и отбивалась до тех пор, пока не вмешался их папочка — наш неизлечимо талантливый и вечно молодой красавец-бард. Он выставил девчонок из шатра, услав их на поиски Тиальсы, которая, обеспокоенная моим отсутствием, решила в компании пары дюжин добровольцев прочесать ближайшие лесочки; сам же присел рядом, приобняв меня за поникшие плечи, и протянул наполненный кубок.

— Что это? — Я осторожно принюхалась.

— Так, легкое успокаивающее средство. Можно всем принимать, кроме разве что детей… Выпей залпом, — посоветовал певец, и я, уже привыкнув ему доверять, так и сделала.

О чем тут же пожалела и позже не раз вспоминала с длительным содроганием. Следующие несколько минут я отчаянно пыталась припомнить какой-нибудь подходящий способ дыхания, поскольку традиционно используемую систему намертво переклинило. В кубке оказалось убойной крепости пойло, которое чем-то напоминало по вкусу «Ишимский бальзам», но вполне могло использоваться как ракетное топливо — по сравнению с ним печально известный «самодур» казался детским сиропчиком от кашля!..

После нескольких мучительных попыток мне удалось вдохнуть, и я чуть не погибла на месте, на этот раз от счастья. Выдыхала очень осторожно — впечатление было такое, что из всех имеющихся отверстий вот-вот полыхнет пламя, но, как ни странно, таки обошлось.

— Убийца!!! — чуть ли не по слогам просипела я, неверными движениями утирая катящиеся градом слезы. Хмель ударил в голову и не оставил там камня на камне… хотя откуда камни в голове?!

— Да ну? — лукаво усмехнулся Вальгранарх, наливая и себе, правда, гораздо меньшую порцию. — По-моему, совсем наоборот — после подобной встряски начинаешь как никогда ценить каждый вдох и прочие маленькие радости жизни! Конечно, если перестараться с употреблением такого зелья, то и впрямь, пожалуй, долго не протянешь, но это не твой случай…

Он протянул мне ломоть хлеба, украшенный толстым, аппетитно пахнущим пластом копченой оленины, и я, тихонько рыча, с наслаждением вгрызлась в поджаристую горбушку. Как всегда, после крепкой выпивки меня сразу и зверски пробило на еду, а если к тому же вспомнить, что в последний раз я прикасалась к пище во время ужина с Джанивой и другими представителями кочевых племен… Это сколько же времени с тех пор прошло?! Судя по количеству безвременно погибших нервных клеток и обилию событий — несколько лет, не меньше.

— Что это была за отрава? — все еще сипло поинтересовалась я, прилежно приканчивая второй гигантский бутерброд.

— Хочешь попросить рецепт? — хмыкнул собеседник, отставляя в сторону пустой кубок.

— Пожалуй — для избранных гостей…

— Мое личное изобретение! — В его звучном голосе явственно слышались нотки законной гордости. — От кого, по-твоему, дочурки переняли тягу к работе с травами? Только вот настойки мы делаем на разной основе.