Принц не спал, а сидел, скрестив ноги, поверх одеяла и оживленно втолковывал что-то волку. Увидев, что я направляюсь к ним, сосредоточенно хмурясь и привычно разминая руки, он с тяжким вздохом расстелился на лежанке по стойке «смирно!». Ворх занял место у изголовья, с интересом наблюдая за процессом. Я присела рядом, как всегда, для начала окинула «поле деятельности» пристальным взглядом — и не поверила своим глазам. Что это еще за …?!!

Дело в том, что кроме внешних повреждений в данном организме сильно пострадала печень, принявшая на себя удар коварного яда и работавшая все это время, как провинившийся каторжник на галерах, избавляя вышеупомянутый организм от последствий отравления. Ценой основательных усилий мне удалось привести в порядок этот жизненно важный орган, и вот уже несколько дней никаких отклонений не наблюдалось, а теперь… характерный абрис печени просто полыхал тревожным ярко-алым цветом.

Я, все еще не веря «зрению», повела раскрытыми ладонями над распростертым телом, с досадой отмечая болезненную пульсацию и заметив мимоходом, как всполошенно переглянулись тут же примолкшие дружки.

— Та-а-ак!!! — Я сурово сдвинула брови. — И что бы это значило?!

— Что? — невинно поинтересовался пациент, преданно глядя мне в глаза.

— Ты мне тут своими дивными ресницами не хлопай, а то костер задует! — ласково посоветовала я. — Что это с твоей печенью творится, гражданин болящий?!

— А ничего! — радостно сообщил «болящий», для верности тоже пощупав сомнительный регион. — По-моему, все в порядке.

— А по-моему — нет! — не менее радостно улыбнулась я, не обращая внимания на то, как передернуло притихшего волка от моей улыбки. — Какой, к …, порядок, если тут полный …! Она же у тебя прямо-таки о ребра бьется и кричит «караул!».

Принц недоуменно пожал плечами, но, видя, как моя улыбка становится еще более ласковой, отвернулся с обиженной миной и стал с повышенным вниманием изучать неровности на ближней стене. Я обратила полыхающий праведным гневом взор на его дружка — и вот уже волк тоже срочно занялся поиском каких-то неведомых знаков на другой стене, заглядывая между делом и на потолок.

— Вот, значит, как. — Голос мой звучал тихо и проникновенно как никогда. — Я, значит, из кожи вон лезу, наизнанку мясом кверху выворачиваюсь, чтобы помочь, а вы… А вы, значит, чуть я за двери, бегом спешите вредные для здоровья деликатесы потреблять? Так уж стало невтерпеж?! — Я обернулась в сторону дракона, скромно лежащего в своем уголке. — Они как, все копченое сало стрескали в два грызла или осталось хоть немного?

Гром фыркнул и повел глазом в сторону кладовой, а Ворх возмутился до глубины души:

— Ну и к чему такие-то поклепы? Твою долю мы не тронули! И вообще…

Он осекся, заметив, как сузились мои глаза, да и выражение лица у меня, надо полагать, было то еще. Я встала и демонстративно смерила его взглядом, считая про себя до десяти: смех смехом, но происходящее разозлило дальше некуда.

— Если ты действительно подумал, что меня волнует возможность неравного раздела имеющихся в наличии продуктов питания, то ты еще больший дурак, чем иногда кажешься! — отчеканила я, глядя на него сверху вниз. — Можете заглотать все, что видите, и друг другом закусить, но в таком случае помощи от меня больше не ждите! — Я медленно сделала глубокий вдох-выдох, снова считая до десяти, потом обратилась уже к принцу, молча глядевшему на меня во все глаза: — Понимаю, тебе надоело «все на пару» и кашки-простоквашки, но мог бы и головой подумать, прежде чем отправлять под хвост чертям всю мою работу, которая мне, между прочим, дается не так легко и весело, как хотелось бы!

Я резко развернулась и, сопровождаемая скорбными взглядами дружков-обалдуев, ушла от притихшей компании в кладовую. Так и есть: налицо недостача копченого сала, жареных грибов, да и большая крынка, в которой хранилась до жути острая приправа, обожаемая шушками, пуста почти наполовину. Что называется — отвели душу. Да шайтан бы с этим провиантом, лишь бы на здоровье, но тут как раз не тот случай…

Сердиться долго и всерьез на эту парочку пещерных партизан я, конечно, не собиралась, но устроить разнос таки следовало — чтобы впредь неповадно было игнорировать мои ценные указания! Сдвинув брови еще суровее и скрестив руки на груди, я грозовой тучей выплыла из кладовки, остановилась и обвела испепеляющим взглядом примолкшую аудиторию. Гром поспешил отвернуться, для верности прикрыв голову крылом. В дальнем углу заинтересованно притихли шушки. Оставшиеся без поддержки непослушные мальчики попытались изобразить чистосердечное раскаяние, причем у волка это получалось намного лучше. У принца же, судя по всему, из эмоций преобладало праведное возмущение по поводу моего затянувшегося террора.

— Вы ничего не хотите мне сказать? — вкрадчиво поинтересовалась я.

Ворх (вот ведь паршивец!), безошибочно уловив перемену в моем настроении, тут же отреагировал — завилял хвостом по-собачьи, состроил умильную физиомордию и жалобно заныл:

— Не сердитесь, тетенька! Лучше сразу кочергой побейте, только не смотрите так, а то я рискую в расцвете лет скончаться от жестокого припадка раскаяния…

Гром в своем углу громко фыркнул, шушки залились довольным смехом, но я держалась, как Брестская крепость.

— Значит, так, — веско проронила я, дождавшись «тишины в студии». — Еще одно подобное поползновение к самостоятельности в неурочное время — и я умываю руки! Сами лечитесь как умеете, а уж я не то что пальцем не шевельну — и глазом не поведу, хоть умирайте на пороге!

— Так и оставишь?! — ужаснулся Ворх.

— Еще и сверху наступлю и попрыгаю, чтобы остаток жизни медом не казался! — твердо пообещала я, глядя в упор на них обоих сразу.

Принц ничего не сказал, только плечами повел, словно ему вдруг стало холодно в натопленной пещере.