Павлик помчался к выходу.

— Куда? — неожиданно раздался голос Браги. — От работы отлынивать вздумал?

Митрофан Ильич вступился за мальчугана.

— Ты чего рявкаешь? — уставился он на Брагу колкими зрачками. — У дружка перенял? Хочь бы узнал попервах, в чем дело. Мальчик задубел, как сосулька, на двор побегать шел, чтоб кровь разогнать…

— Будет лодыря гонять, а ему за это денежки начисляй.

— Ну и бревно ты! — в сердцах сплюнул Митрофан Ильич и крикнул Павлику: — Чего стоишь? Ступай!

Павлик недоуменно смотрел на Брагу. При чем тут деньги? Неужели ему зарплату начисляют за то, что он иногда помогает? Но ведь делает он это по своей доброй воле! Разве он когда-нибудь заикнулся, чтобы ему платили?

— Ступай же, бегай! — уже сердито прикрикнул на мальчугана Митрофан Ильич, и Павлик выбежал во двор.

Коридор из ящиков начинался вблизи цеховой стены и достигал причала. По всем признакам там прохода не было. Вообще правая сторона отпадала, потому что вся она была перегорожена пирамидой аккуратно сложенных бочек, впритык соприкасавшейся с глухой стеной цеха, в котором шла жабровка.

Короче говоря, бегать было негде, и Павлик просто двинулся вдоль фасада, свернул за угол и пошел сам не зная куда. Под ногами похрустывали песок, сухая трава. Кое-где на глаза попадались разбитые ящики, кучи планок, обрывки рогожи. Воздух переполняли всевозможные запахи: рыбы, паленого дерева, еще чего-то непонятного.

Увидев огонь маяка, Павлик решил рассмотреть маячную башню вблизи. По пути он наткнулся на какое-то сооружение из длинных тонких жердей. Его опоясывал низкий заборчик. Под жердями что-то мутно блестело; блеск переходил с предмета на предмет, как по клавишам.

«Надо поглядеть, что это такое?» — надумал Павлик.

Он перелез через заборчик и направился туда, где блеск был ярче. Оказалось, блестела большущая рыбина, с длинным, как у утки, носом. Она свисала с перекладины на прочном шпагате. Рыбина была рассечена по животу от жаберных крышек до хвоста и распята на распорах. Павлик вспомнил осетровый балык, которым его как-то угощал Митрофан Ильич, и понял, что здесь как раз и занимаются выделкой этого балыка. Он хотел повернуть рыбину так, чтобы осмотреть ее со спины, но едва протянул руку, как в ту же секунду чьи-то жесткие пальцы стиснули его запястье.

— Ага, попался, шаромыжник! — раздалось у самого уха, и кто-то довольно чувствительно стукнул его по затылку.

Павлик оторопело обернулся и увидел перед собой худолицего, с клинообразной седой бородой деда, на котором был плащ с откидным капюшоном. Старик злорадно усмехался и все время награждал Павлика подзатыльниками.

— Сымай рыбину, сымай! — говорил сторож. — Вещественное доказательство!

Павлик наконец пришел в себя и начал оправдываться:

— Да я вовсе не вор, дедушка! Я с рыбаками… Мы тут рыбу жабруем. Ой, да хватит вам меня молотить! Уже шея болит.

— Еще не так заболит! Я те покажу, как рыбку тревожить.

— Да ведь я не тот, за кого вы меня принимаете! Я же вам честно объясняю.

— Может, на луну летал да тут приземлился? — вкрадчиво тянул дед. — Хе-хе-хе!

— Да вон наш сейнер стоит! Поглядите!

— Мелкоту, небось, даже не нюхал, на крупненькую глазки разбежались, — продолжал сторож, не слушая Павликовых оправданий. — Ух ты, шаромыжник! Сымай, грю, рыбу!

Ничего не оставалось, как повиноваться. Павлик ухватил рыбину за хвост, а сторож чиркнул по шпагату ножом. Мальчуган взвалил рыбину на плечо.

— Пошли-потопали! — приказал дед и захромал впереди, увлекая за собой пленника. — Хорош, нечего сказать. Небось пионер?

— А вам-то что? — огрызнулся Павлик.

— А все то же: учат вас всякому такому хорошему, а у вас головы дырявые: фью-и-ить! — и вылетело!

Павлик сердито молчал. Было до слез обидно, что его ведут за руку, точно воришку. А притом, пока дед с ним возится, может, и вправду кто-нибудь этим воспользуется да натворит чего-нибудь; что ж, и за то Павлику отвечать?

Он начал выкладывать эти соображения сторожу. Результат получился неожиданный. Старик остановился.

— Это верно. Объект мне не след без надзора бросать.

Сторож нащупал на груди свисток и поднес его к губам. Раздался троекратный булькающий свист.

Они стояли и ждали, пока кто-нибудь не придет с промысла. Сторож с беспокойством поглядывал на свои беспризорные владения.

Через минуту он засвистал снова. На этот раз его услышали. Прибежали приемщик, потом Мыркин и, наконец, запыхавшийся Митрофан Ильич.