Ржавин был хладнокровным. Он приучил себя к мысли, что, идя «на дело», необходимо откидывать прочь своё волнение, зажимать нервы в кулак и концентрировать внимание на окружающей обстановке, а не на той дури, которая со страху лезет в глупую башку.

Он внутренне давно себя настроил, что риск – дело благородное, если хочешь красиво жить, нужно крутиться. А ему хотелось красивой жизни… богатой, сытой жизни.

Оттащив и спрятав канистры с бензином за дальними складами, за забором из колючей проволоки, солдаты повернули обратно.

Дорогой Куриленко стал ныть и делиться своими опасениями на случай, если Марчук завтра утром обнаружит в бочках недостачу

– Амбал сегодня лично видел, что бочки были наполнены до краёв, – говорил он с беспокойством.

Его нытьё вывело Ржавин из себя:

– Ты заткнёшься или нет?

– Я переживаю!

– А ты не переживай. Забей!

– Стараюсь.

– От сумы и от тюрьмы не зарекайся. Знаешь, такую пословицу?

– Типун тебе на язык, – испуганно сказал Куриленко и, озираясь по сторонам, стал искать дерево, чтобы постучать по нему. На дороге он заметил валявшую палку, нагнулся, постучал по ней три раза.

Сержанта это рассмешило:

– Я не знал, что ты такой суеверный! Все эти постукивания по дереву, черные кошки, перебегающие дорогу, всё это чушь… Это бред. Бабушкины выдумки.

– Зря ты так.

– Я не верю ни в чёрта, ни в Бога. Верю в материю. Помнишь, ленинское определение… Материя – это объективная реальность, существующая в пространстве и времени независимо от нас... что-то там ещё… Короче, не суть важно. А оттого что ты постучал по дереву, ничего не измениться. Хоть тысячу раз постучи по дубу или сосне, хоть по своему тупому лбу, но, если тебе суждено погореть, ты погоришь. Кстати говоря, у меня недоброе предчувствие, – сказал вдруг Ржавин. Ему захотелось сейчас поиздеваться над своим незадачливым подельником. – Мне кажется, что Амбал завтра утром попалит недостачу в бочках.

– Типун тебе на язык.

– Чувствую. Я всегда чувствую, – сказал Ржавин, вспомнив эту фразу из фильма «Джентльмены удачи».

– Ты задолбал. Хорош, страху нагонять.

– А вдруг, в натуре, завтра спалит? Вдруг гуси ему застучат? Ты в них уверен? – вдруг с беспокойством заговорил сержант Ржавин, и было непонятно, искренне ли его чувство или же она напускное. – Вспомни, как ты вчера гвоздил Дробышева? Ты думаешь, он забыл? Лично я так не думаю. А ты знаешь, что у него на уме? Я не знаю. И ты не знаешь. А где гарантии, что он сейчас не доложил Амбалу? Может, он решил нас потопить?

– Хорош, нагонять страху. Что ж нам делать?

– Я предлагаю сейчас немедленно вернуться, притащить канистры и вылить их обратно в бочки. Действительно, я подумал, а вдруг Амбал завтра их попалит. Если уже не попалил? Отвечаю, в лучшем случае, мы с тобой на Дембель 31 декабря уйдём. Ну а в худшем… сам знаешь: небо в клеточку, кореша в полосочку.

Цыганка с картами…

Дорога дальняя, – весело затянул Ржавин.

– Ты задолбал! Хорош, издеваться.

– Голуби летят над нашей зоной…

Голубям нигде преграды нет, – смеясь, пел Ржавин.

– Заткнись!

– А на чёрной скамье…

А на скамье подсудимых…

– Заткнись! – кипел Куриленко. Он уже понял, что Ржавин разыгрывает его.

И это ещё сильнее раззадорило сержанта.

– Слышь, Рыжий! Пошли сейчас к Амбалу и добровольно признаемся? Дадим явку с повинной. А?.. Поможем, так сказать, добровольно следствию. А?.. Знаешь пословицу, добровольное признание скашивает срок… на полгода… Светил, к примеру, тебе пятерик. Если ты идёшь в несознанку, может быть, ты вообще ничего не получишь. Не найдёт суд убедительных доказательств твоей вины и, ты вольная птица. Найдёт, получишь пять лет лишения свободы. А в случае добровольного признания, ты сам себе наматываешь срок. Условно всё равно не дадут. А полгода больше… полгода меньше. Небольшой срок. Так что думай, Рыжий, думай!

Куриленко молчал. Он признавал правоту слов Ржавин. Он уважал товарища за ясный ум, острый язык и весёлый нрав.

До армии Ржавин успел отучиться в юридическом техникуме. Пробовал поступать на юрфак в Киевский державный университет, но, не заплатив денег, как и следовало ожидать, не прошёл по конкурсу. Осенью его забрали в армию. Здесь, в армии, Ржавин долго размышлял о жизни. Глядя на то, как прапорщики и офицеры воруют бензин, запчасти, инструменты, обмундирование, продукты, сигареты, он пришёл к выводу, что не следует заниматься мелко уголовными делами. Если воровать, то по-крупному. Солидные деньги способна дать хорошая должность. Красиво живут начальник ГМС, начальник продуктового склада, лица, занимающиеся распределением служебного жилья, начальник финансовой службы…

Сегодня Ржавин пошёл на «дело», потому что ему позарез нужны были деньги.

Благополучно вернувшись, «деды» зашли в домик, переоделись. «Гуси» ждали их у входа.

В конторе горел ещё свет, и было очень шумно. Там сидели прапорщики, пили спирт и резались в нарды.

– Мы всё! – сказал Ржавин, заглянув в комнату, где сидели прапорщики. – Там разводящий пришёл.

Прапорщик Марчук, отпустив солдат, пошёл пломбировать ворота и сдавать под охрану разводящему склад ГСМ.