– Скотина, ты почему не ответишь мне тем же? Ударь меня! Ударь! – кричал Богдан, распаляясь.

Но Николай, жалкий, бледный, закрываясь руками, дрожал.

– Понял? – сказал Богдан, обращаясь к Дробышеву. – Никогда не позволяй довести себя до такого состояния. В армии сразу становится ясно, кто есть кто. Кто чмырь, а кто нормальный пацан. Запомни, земляк, уборку в казарме делать впадло. Я не знаю, как будет у тебя в части, но у нас, в стройбате, это считалось взападло галимое. Её делали только, как этот… – Богдан опять ударил Николая, на этот раз в ухо. – Чмыри… Больше всего ненавижу чмошников…

Дежурный по вокзалу объявила о том, что на второй перрон прибыл поезд на Львов.

– Всё, пацаны, пока! – сказал Дробышев, поднимаясь и закидывая за спину вещмешок. Он попрощался с дембелями-стройбатовцами и побежал к поезду.

Утром Сергей был дома. Сидя за столом, рассказывал отцу о службе.

– А в караул ходил? – спрашивал отец, наливая по стопкам.

– Может, хватит вам? – вмешалась мать, подхватив со стола бутылку. – Вчера пил, позавчера.

– Так сегодня ж подвод какой, – театрально воскликнул отец, с влюбленностью глядя на бутылку в руках жены. – Сын из армии на день приехал.

– Тебе только дай повод. Лишь бы нажраться.

– Ладно, мать, не ворчи, – Виктор Петрович выдернул из рук жены бутылку и поставил на стол.

Вскоре отец напился и ушел спать. Сергей посидел с матерью, рассказал ей немного о службе, от неё узнал новости про соседей по подъезду и своих школьных учителей.

Потом мать пошла на работу, она отпросиласть на полдня, в связи с приездом сына.

Дробышев позвонил друзьям.

Пришёл сосед по подъезду Николай Мухин, рассказал о себе. Этим летом он поступил в институт гражданской авиации, в Киев. Поступил «по блату». Подсуетился отец, подпряг своих знакомых.

Отец Мухина служил в секретной части Штаба 14-ой воздушной армии.

Мухин рассказал про свою учебу в институте, про Киев. Сейчас Николай приехал на побывку к отцу.

Друзья выпили за встречу. Сергей был уже поддатым и чувствовал себя счастливым: он был во Львове – дома, в родной реде.

– Колян, хочу в центр. Хочу увидеть Львов! Ты не представляешь, я так по нему соскучился.

…Они шагали по Галицкой улице, мощённой черным квадратным булыжником, среди старинных домов, построенных ещё в то время, когда Львов находился под юрисдикцией Австро-Венгерии.

Вышли на Площадь Рынок. Это была центральная часть средневекового Львова. Здесь находилась городская ратуша, в которой сейчас, да и в прежнее время располагалась городская рада – высшая административная власть Галиции. На колокольне ратуши развевался желто-синий флаг – Флаг Независимой Украины.

Друзья прошли мимо центрального входа, дубовых арочных ворот, охраняемых грозными каменными львами. Дорогой Сергей поведал другу о службе в учебке.

Русской улицей, мимо Успенской Церкви, вышли на Подвальную. Здесь, как обычно, толпилось несколько экскурсий, и пожилой низкорослый гид, показывая широкой ладонью, увлеченно рассказывал:

– Шановни, увага! Пэрэд вами знамэнытый ансамблю Успенськои церквы, строворэнный у 1572-1629 роках, чудовий зразок архитектуры Видродження. Вин складаэться з церквы, дзвиници, або вежи Корнякта, и каплыци Трьох Святытелив.

Сергей уговорил Николая на несколько мгновений задержаться, и они, прибившись к экскурсии, стали слушать.

– Успенська церква иснувала ще на початку другои половыны чотырнадцятого столиття. Деяки дослидникы вважають, що вона постала ранише и була спалена у 1340 роци пид час нападу на Львив вийcьк польского короля Казимира Трэтього. Тривалый час вона була деревьяною, на початку пьятнадцятого столиття, згорила, а на еи миcци тысяча чотырэста двадцять першому роци поставылы камьяну, яка загынула пид час пожежи тысяча пьятсот двадцять сьомого рока.

Сергей, задрав голову, любовался высоченной, пятиярусной колокольней, с острым шпилем, увенчанным протестантским крестом.

– У тясяча пьятсот девьяносто другом роци, колы почалось будивництво новойи, четвертойи церквы велыку суму пожертвував росийський цар Федир Ивановыч. В подяку за це будивнычи розмистылы в куполи церквы гербы Росийи та Молдавийи и зробили напыс: «Пресветлый царь й великий князь Москво-России бысть благодетель сего храма».

Когда экскурсовод заговорил на русском, что сразу почувствовалось, что этот язык для него не является родным, и в его произношении просматривался явный галицийский акцент.