А сейчас лейтенанта Завражных всё больше и больше возмущало, когда, к окошку кассы, расталкивая других локтями, пролазил то один, то другой старший офицер части. Первым, виновато улыбаясь стоявшим в очереди женщинам, протиснулся начальник продслужбы майор Мороз, затем пронырнул начальник штаба майор Ромасюк, командир батальона связи подполковник Голубенко, командир БАТО майор Сидорчук…

Терпение лейтенанта лопнуло, когда к окошку кассы, наступая другим на ноги, полез его давний недруг, офицер службы войск майор Рунич.

Маленький, щекастый, Рунич лез, энергично работая локтями, расталкивая людей огромным пузом.

– Куда прёшь! – в бешенстве крикнул Завражных, рванув его за воротник. С кителя Рунича посыпались пуговицы. – Что смотришь на меня изумлённо? Что для тебя очередь не существует? Или ты считаешь, если ты нацепил майорские звёзды, тебе море по колено?

Здесь было много людей. Женщины из бухгалтерии, продовольственной службы и секретной части. Командиры взводов и рот, старшины. Руничу было нанесено публичное оскорбление.

Майор кинулся на лейтенанта с кулаками; Заражных успел уклониться и нанёс увесистый удар Руничу в жирный подбородок с маленькой ямкой. Их тут же схватили и растащили в стороны.

– Лейтенант Заражных, вы что себе позволяете? – возмущённо кричал майор Белобородов, начальник штаба БАТО. – Как вы разговариваете? Перед вами стоит старший офицер?

– Передо мной стоит хам! – с ненавистью глядя на Рунича, отвечал Заражных. – Для которого понятия очереди и чувство уважения других людей, в том числе и женщин, не существует!

– За хама ты мне ответишь! – зеленея от злости, сказал Рунич. – У меня задание срочное. Приказ командира части. Поэтому я иду без очереди.

Рунич протиснулся к окошку кассы, расписался в ведомости и, получив деньги, вылез из толпы.

– Наглец! Наглец! – говорил он офицерам. – Ну и молодёжь пошла. Как только таких в офицеры берут.

О ЧП у кассы Рунич тотчас же поспешил поставить в известность командира части и удалился к себе в кабинет, пришивать пуговицы.

Подполковник Самовалов велел позвать к себе лейтенанта.

Завражных, войдя к нему в кабинет, щёлкнув каблуками, по-военному, сухо и четко отрапортовался.

– Лейтенант, ты что творишь? – опираясь широкими, сильными руками на широкую столешницу, Самовалов приподнялся со стула. Взгляд его небольших голубовато-серых глаз был холоден и недоволен. – Это уже второй случай. В прошлый раз ты учинил драку с майором Руничем на плацу, в этот раз в штабе части… Ты соображаешь, что творишь?

– Товарищ подполковник, я стою в очереди с восьми часов утра. Меня возмущает, что все старшие офицеры не считают нужным стоять в очереди. Почему женщины стоят, а такие, как Рунич, лезут без очереди? Я считаю, это элементарное неуважение к людям. Существует закон, который писан для всех, и есть нормы морали, которые тоже писаны для всех.

– А вы считаете, что вы не нарушили нормы морали? – Самовалов перешёл на вы. Это был первый признак того, что командир недалёк от вспышки гнева.

– Согласен, нарушил, но…

– Вы допустили грубый дисциплинарный проступок!.. – перебил его командир рвущимся голосом. – Вы нарушили армейскую субординацию! Вы прилюдно оскорбили старшего офицера, схватив его за воротник. Вы оскорбили его словом и действием! Если б сейчас был 37 год, вас поставили бы к стенке или посадили бы в лагерь

– Но сейчас на 37-й год, – дерзко возразил Заражный. – И живём мы с вами в другом государстве!

– Это не меняет сути! – сорвался на крик Самовалов, грохнув по столу могучим кулаком. – Здесь Армия, а не детский сад и не школа! Вы лейтенант авиации… Детство для вас должно было закончиться ещё четыре года назад, когда вы стали курсантом военного училища. Как вам не стыдно? Я возмущён вами! Глубоко возмущён! Мало того, что вы совершили неподобающий офицеру поступок, так вы ещё имеете наглость не признавать свою вину и спорить с командиром части! Позор!

– Виноват, товарищ подполковник!

– Вам полчаса времени написать мне объяснительную!

– Разрешите идти?

– Идите!

…Завражный вышел в шумный коридор. Его тотчас же окружили друзья, такие же молодые лейтенанты, выпускники военного училища этого лета.

– Ну что? Как там?

– А! – махнул рукой Завражный. – Не хочу говорить!

Сходив туалет и выкурив подряд две сигареты, лейтенант немного успокоился. Зашёл в строевую часть, попросил чистый листок и, сев за стол, стал писать объяснительную. Там он изложил своё мнение по поводу данного ЧП и, частично признав свою вину, написал о том, что через две недели у него назначена свадьба, и он вёл себя так, опасаясь, что ему не достанется денег.