Шрифт:
Зелье отворотное для избавления от любви: прядь вопос человека, который хочет забыть свою любовь, четырехлистный клевер, красная увядшая роза, ленточка зеленого цвета надежды.
Она разожгла небольшой костер и соединила над ним все составные части, перевязав их зеленой лентой и шепча при этом заговор:
Птицей небесною Счастье меня не накрыло. Червь земляной, Тебе предлагаю обмен. Светило ночное — луна молодая. Мое полоненное сердце, Ступай на спокойный костер.С этими словами она бросила связку в огонь и вдруг ощутила, будто внутри у нее что-то сломалось, ей даже послышался звук хрустнувшей ветки. Она знала, что это начало конца ее любви. Прислушалась к своему сердцу: прошло еще слишком мало времени, чтобы колдовство подействовало. Она продолжала любить Иньиго де Маэсту всей душой, но уже сделала первый шаг по дороге освобождения от страданий.
Эта новость потрясла Испанию: Педро Руис-де-Эгино, неистовый охотник за ведьмами, который в последнее время помогал инквизиторам Валье и Бесерра разоблачать нечестивцев, умер от отравления. Все королевство было взбудоражено, люди опять задрожали от страха, потому что, несмотря на все гонения на еретиков и очистительный огонь костров инквизиции, проклятые богооступники продолжали отравлять жизнь добрым христианам и готовы были смести с дороги любого, кто стоит у них на пути. Загнанный в подсознание страх вырвался наружу, как только обнаружилось, что на сей раз колдуны объявили войну самим инквизиторам и их помощникам. Уж если они не побоялись замахнуться на столь почтенную персону, что же они намерены сотворить с простыми смертными?
Вскоре прошел слух о том, что снова сектанты зашевелились. Если раньше их владения ограничивались лесными дебрями, то теперь они бесстрашно двинулись дальше — с радостью человека, который знает, что у него все козыри на руках. Они являлись в столицы провинций, поднимали там шум и гам, похвалялись, что им-де хорошо известны имена самых благочестивых и выдающихся жителей города. И преследовали их на земле, на воде и по воздуху, поскольку приверженцы дьявола владеют всеми этими элементами. Эти богопротивники всячески вредили почтенным обывателям и шантажировали их, грозясь расправиться с ними тем же способом, каким сжили со света Педро Руиса-де-Эгино.
Встревоженные Валье и Бесерра связались с Верховным советом, чтобы сообщить, что нечестивцы уже свободно расположились станом прямо в центре Логроньо. Говорили, что каждую ночь они собираются на площади Святого Франциска, прямо напротив здания инквизиции, и устраивают шабаш, отплясывая, как сумасшедшие, вокруг огромного костра под звуки рожков и барабанов, нарушая, естественно, этим покой местных жителей. Инквизиторы требовали дополнительной помощи, отмены эдикта о помиловании, который, совершенно очевидно, никуда не годился, и скорейшего проведения нового аутодафе, чтобы окончательно спасти королевство от гибельного разложения.
Таинственная смерть Педро Руиса-де-Эгино, охотника за ведьмами, показалась Саласару крайне несвоевременной. Он уже все подготовил, чтобы с ним встретиться и найти подтверждение своих подозрений. После своей встречи с престарелым клириком Диего де Басурто он пришел к выводу, что помощнику инквизиторов было выгоднее выдать порядочных людей за колдунов, чем признаться, что он просто не способен обнаружить хотя бы одного. Педро Руис-де-Эгино смог организовать этот фарс по двум причинам: либо он надеялся выслужиться перед Верховным советом, чтобы получить место представителя инквизиции, либо он был сообщником его коллег в Логроньо и стоял за спиной четверки мнимых колдунов, пытавшихся сорвать его Визит. Саласар надеялся с помощью своей наступательной тактики ведения допроса вынудить того признаться, каковы были подлинные причины его поступков. В этом ключе он изложил свои намерения главному инквизитору. У него не было ни тени сомнения в том, что он с его способностями дознавателя сумел бы в ходе допроса Педро Руиса-де-Эгино вывести его на чистую воду. Но теперь, после того как охотник за ведьмами отошел к праотцам, уже ничего не удастся выяснить, наоборот, странные обстоятельства, которые, похоже, окружали смерть дона Педро, превратили его в своего рода мученика, доказавшего свою праведность на деле.
В тот же день Саласару пришло с почтой письмо за подписью главного инквизитора, в котором тот хвалил его и помощников за проделанную работу и выражал ему полное свое доверие. Он сообщал, что Верховный совет разделяет мнение Саласара о том, что в вопросе о ведьмах много домыслов и мало реальных фактов, и предлагает ему действовать в же духе, поскольку он продвигается в нужном направлении. Главный инквизитор сожалел о том, что таинственная смерть Педро Руиса-де-Эгино помешала выяснить вопрос о мнимых колдунах, которые преследовали Саласара и его людей. Но одновременно посоветовал не придавать этому большого значения, так как речь идет всего лишь о четырех жалких субъектах, не стоящих его внимания, которые, судя по всему, действуют без всякой осознанной цели.
«Не морочь себе голову заговорами и интригами, дорогой Алонсо, — писал архиепископ, — поскольку это может помешать как успешному завершению твоей достойной всяческих похвал работы, так и достижению наших целей…»
С другой стороны, главный инквизитор Бернардо Сандоваль-и-Рохас настоятельно просил Саласара поговорить с некоторыми клириками, которые, как ему стало известно, отказывались причащать раскаявшихся. Священники заявляли, что не верят, что эти люди отказались от своей дьявольской веры. Это обстоятельство в определенной мере сводило на нет достижения Визита, так как позволяло людям на местах питать недоверие в отношении некоторых соседей. Поэтому существовала опасность, что недовольные вновь ополчатся на мнимых еретиков, как только миссия покинет северные провинции.
Сандоваль просил Саласара, чтобы тот требовал содействия от всех клириков, показав им, в случае необходимости, инструкции Визита, в которых четко говорилось, что не следует применять репрессий против тех, кто получил помилование по эдикту. Если священники не будут выполнять предписания, он предоставлял Саласару полную свободу выбора тех мер, которые тот сочтет нужным принять.
Но самым впечатляющим в упомянутом письме было решение главного инквизитора продлить срок действия эдикта о помиловании еще на четыре месяца, до двадцать девятого марта тысяча шестьсот двенадцатого года. Ни в одном из своих посланий Саласар не отважился даже намекнуть, что ему потребуется гораздо больше времени для осуществления своей миссии. Он вправду не укладывался в намеченные сроки. Ему и его клирикам оставалось объехать еще много мест, особенно после того, как выяснилось, что кто-то намеренно мешает их работе. Саласар снова начал вносить изменения в маршрут путешествия.