Мирон рассеянно слушал Сытова, отмечая тем временем, что острог, как и крепость внутри него, срублен добротно и на первый взгляд поддерживается в хорошем состоянии. Все его шесть башен из толстого бруса с бойницами разного размера: большие – для стрельбы из медных пушек, малые – из мушкетов и пищалей.

Они миновали, по словам Сытова, воеводские хоромы. В этой части острога луж не было вовсе, видно, потому, что хоромы воеводы стояли на возвышении. Недалеко от них располагались избы: приказная, где заседали воевода и письменный голова, караульная – воеводских служек и казаков, четыре амбара, поварня и две мыльни. В одну из них выстроилась очередь человек двадцать казаков с березовыми вениками и деревянными шайками. Видно, их разудалое пение разбудило недавно Мирона.

Между избами были проложены деревянные мостки. Даже к аманатско [25] избе, встроенной в стену острога, вел хлипкий, в две горбылины, мостик. Изба была закрыта на огромный амбарный замок и засов, а возле нее прохаживался навстречу друг другу караул из двух стрельцов, которые заметно взбодрились при появлении письменного головы. А один из караульщиков, видно, старшой, выпятил грудь колесом и рявкнул: «Все спокойно! Аманат в железах, изба запечатана!»

Мирон посмотрел на Сытова:

– Почему в цепях? Важный заложник?

– Так тож Тайнашка, сын езсерского князца Искера, – охотно пояснял Сытов. – Воевода велел отдать его на караул и держать в железах. Искер, вишь, ограбил матурского шамана Ниргишку и убил его брата. Ниргишка воеводе жаловался, просил наказать супостата. Только Искер сразу перекочевал на другой берег, попробуй достань его быстро. Тогда казаки изловили сына князца и в острог привезли. Ниргишка тот скоро с Искером помирился, получил от него двух женок да три коня за обиду.

– Вот же мерзавец! – скривился Мирон. – Поймать надо бы Ниргишку да батогов всыпать как следует.

– Какое там! – с досадой произнес Сытов. – Того Ниргишку днем с огнем по тайгам искать! А Тайнашка и сам не лыком шит. В прошлом месяце, в канун Масленицы ушел из караульной избы. Сторожили его два казака. Один вывел до ветру во двор, а второй остался в избе. Долго ждал, когда Офонька, первый, значитца, сторож, вернется с аманатом, не дождался. Вышел. Глянь, валяется Офонька подле крыльца, а в горле у него отказ торчит – нож такой, без рукоятки. Ну, мы всех служилых подняли и – в тайгу. Через два дня есаул Андрюшка Овражный отыскал огонь, где Тайнашка ночевал. Вскоре схватили Тайнашку. Из сугроба выволокли.

– Выяснили, кто помог Тайнаху бежать?

– Провели сыск. В тот же день, – кивнул голова. – Оказалось, шубу ему передал новокрещен Спирька с согласия караульных. Только не проверили они шубу, а в ней как раз все для побега было припрятано. А Офонька в ту ночь не замкнул оковы за пять соболей, что ему Спирька пообещал, если Тайнашка сбежит. Но не соболей получил, а нож в горло.

– Служилых, надеюсь, отметили за поимку беглеца? – поинтересовался Мирон. – Сдержал воевода слово?

– А как же! – с гордостью посмотрел на него Сытов. – Овражный получил четыре рубля, а остальным выдали по два рубля в награду из неокладных дене [26]

– Хочу посмотреть на этого бегуна, – сказал Мирон и поднялся на крыльцо, оттеснив караульного, когда тот заступил ему дорогу.

– Не положено, – сказал глухо, но твердо служивый.

И снова преградил ему путь уже снятой с плеча пищалью.

– Пропусти, Якушка, то царев посланник, – подал голос Сытов.

И шагнул вслед за Мироном на крыльцо.

Караульный долго возился с замком и все косился на Мирона, дескать, ходят тут всякие. Не дают достойно справлять государеву службу.

Наконец дверь открылась. Мирон, а за ним Козьма Демьяныч, пригнувшись, шагнули через порог, ступив вниз по скользким ступеням, как в яму. Какая там изба! Жалкая, смердящая гнилью и мочой клеть, в которой едва ли три человека поместятся. Сквозь единственное оконце – через него родственники, как пояснил голова, кормили аманатов – с трудом пробивался зыбкий свет. Поначалу Мирон даже не понял, что оказался чуть ли не нос к носу с обитателем этого жуткого помещения. На земляном полу сидел человек в вонючих лохмотьях, прикованный ржавой цепью за ногу к железной скобе на стене. Вторая цепь тянулась от металлического ошейника к той же скобе. Глаза пленника поблескивали в сумраке, как у зверя. Да и заворчал он при их появлении низко, с угрозой, подобно медведю.

– Посвети! – приказал за спиной Сытов.

Тут же в руку Мирону ткнули толстую чадящую свечу. При слабом свете разглядел он крепкого инородца, с широкими скулами и узкими щелочками глаз, с редкой черной бородой и косичкой на затылке. Рубаха на нем была изодрана в клочья. Босые ноги в коростах, как после ожогов. Об их происхождении Мирон предпочел не спрашивать. В последнее время всякое упоминание о пытках приводило его в угнетенное состояние.

Тайнах сидел, прислонившись к стене, и не сводил с них настороженного взгляда.