Шрифт:
Она накрылась с головой парусиной и заснула. А во сне счастливо улыбалась.
Глава 21
Еще до восхода солнца собралась вся ватага, без малого три сотни служивых, казаков и охочих людей, перед съезжей избой. За многими прибежали следом женки и детишки, приковыляли старики и старухи.
Батюшка, обратившись к востоку, читал напутную молитву.
Люди молились в глубоком молчании, иссеченные солнцем и ветром лица их были суровы.
– Избави нас Иисус Христос и Царица Небесная от огня, меча, потопу, гладу, труса и хвороби…
Выстрелила острожная пушка, давая знак к отплытию. Тогда, по обычаю, распили по чарке и с шутками да смехом двинули к лодкам. Долго заводили по мосткам упиравшихся лошадей. Те недовольно ржали, казаки бранились. Одна коняга сиганула через борт. Пока ее загоняли на берег и вновь тянули по мосткам на судно, прошло около часа. Солнце уже выглянуло из-за горы, когда Петро Новгородец прокричал долгожданное:
– Эй, ватага, отваливай!
Сбросили чалки, потянули из воды якоря – связанные в сетку камни.
– Ну, славен Господь! – Петро Новгородец крепко взялся за руль.
– С походом, братцы! – прокричал Овражный, приложив ко рту ладони. – Бери-и-сь! Загре-е-е-бай!
Ударили в медный корабельный тумбан на яртаульно [75] лодке.
Мирон снял шапку и тоже перекрестился:
– Господи, благослови!
И все торопливо закрестились вслед.
Гребцы, подстраиваясь под удары барабана, поплевали в ладони. «Э-э-эх!» – дружно выдохнули и взялись за длинные тяжелые весла-греби.
75
Яртаульная – передняя, главная.
– Р-раз! Р-раз! Р-раз! – разнеслось над рекой, а следом – удар! еще удар! – вспарывая воду, упали греби, и пошли, пошли неспешно – одна лодка за другой, – забирая на матеру.
Есаул прошел на нос судна и, высоко подняв над головой, метнул в воду флягу вина, затем разломил через колено ковригу хлеба и тоже бросил волнам в пасть.
Чтобы загладить путь-дорожку, старый казак, бормоча «Отче наш», плеснул за борт кедрового масла.
Кто-то диким голосом завел песню:
– Енисей ты наш, родный батюшка,Что волною бьешь о круты борта,На моей лодье паруса порвал…С других лодок подхватили:
– Ты меня не ждал, тока я пришел…Подняли рогожные и ровдужны [76] паруса. Мигом навалился ветер, и заходил бурунами, задышал, как живой, Енисей.
С первой лодки покрикивали:
– Держись по матере!
И пошли, пошли дощаники, тяжело выворачивая на простор реки, где от берега до берега с версту, наверно, а то и больше. Пошли, разгоняя утренний туман, вспахивая темную воду, пугая тишину веселым гоготом и криками. И за этим гамом совсем потерялся голос кукушки, разносившей над безбрежными просторами тайги свое извечное «ку-ку»…
76
Ровдуга – баранья, козья, оленья шкура.
Вот уже неделя пошла, как взвалил Енисей на свой хребет небывалую ношу: плыли остроносые, широкодонные корабли, плыли на юг. Шли под парусами и на гребях. Люди на борту не разгибались весь световой день, страдали от гнуса и палящей жары, проливных дождей и пробиравшего до костей северного ветра. Плеск воды, хриплый гам и брань, а то вдруг удалой свист и хохот висели над рекой днем и ночью. Перепуганные птицы и звери падали в зеленые заросли, затаившись, пропускали чудовищные лодки и бежали, летели, прятались в таежную глухомань.
По крутым распадкам спускалась к воде черемуха, гремя камнями, сбегали ручьи, с обрывистых круч скатывались водопады. Острова заросли огромными тополями и березами в два обхвата. Травы там стояли по пояс. Алые пятна марьиных кореньев и оранжевые – жарков расцветили не только березовый ситец на взгорьях и островах. Хвойная тайга тоже похвалялась разноцветьем, отчего казалась светлее и благосклоннее.
Но Енисей был суров и непредсказуем. Первое испытание пришлось на второй день плавания. Течение вдруг усилилось. Лодки сносило назад. И как ни усердствовали гребцы, выбиваясь из последних сил, дощаники то и дело разворачивало поперек реки.
– Однако луда (здесь – порог) скоро, – сказал, наконец, Новгородец. – Парус в прижимах тока во вред!
Быстро свернули паруса. Гребцы взялись за весла. В реве воды было не разобрать, что кричали кормщики. Русло сузилось. Торчали у берегов, как моржовые клыки, скалы-останцы. С грохотом бросались на них огромные волны, оставляя на крутых боках ошметья желтой пены. Камни-заливухи мелькали в крутящейся воде справа и слева. Точно огромные рыбины, казали круглые спины.