— Задержать — и на обстоятельный допрос, — встрепенулся Дейнов. — И пусть сами объясняют свое поведение, все эти загадочные обстоятельства.

— Эта мысль и меня соблазняла, — отвечал ему генерал. — Может быть, она не такая и бесплодная. Предположим, они проговорятся, саморазоблачатся, суд докажет их вину. Но достаточно ли этого? Или вы допускаете, товарищ Дейнов, что Петров всего лишь кустарь-одиночка, а таксист его единственный помощник? Будь оно даже так, мы все равно не имеем права упиваться столь маловероятной гипотезой. Во всяком случае, пока она не доказана!..

— Но должен же Петров распорядиться содержимым чемодана, — сказал Ковачев. — То, что ему послано, не будет пылиться в доме. Значит, он вот-вот что-то предпримет.

— Кто знает, кто знает... — Генерал в задумчивости потер подбородок. — Там может быть радиостанция. Или деньги. Да мало ли что еще... Вы правы, товарищи, легких путей нет. Но нет и крепости без тайного хода. И поэтому мы поступим так. Пусть каждый подумает и скажет, нет ли чего-либо необыкновенного в этом деле. Какая-нибудь мелочь, деталь, странное обстоятельство — все, что угодно, чтобы ухватить кончик нити...

— У меня из головы не выходит фокус с камерой хранения, — набрался храбрости Дейнов. — Как он узнал ячейку и шифр?..

— Вы меня не поняли, Дейнов, — прервал его генерал. — Это не мелочь, не деталь. Это продумано, это самый главный козырь в игре, тут они неуязвимы. Ищите незаметное, такое, что ушло от контроля преступников.

— На меня произвело впечатление, что Петров... как бы это выразиться поточней... идеален, — сказал Ковачев. — Все его хвалят, все его уважают, все любят. Отличный работник, безупречный сосед. Столь идеальный гражданин вам не кажется немного подозрительным? Похоже на маску, камуфляж.

— Подозревать человека, потому что он безупречен? — засмеялся Марков. — По этой давно уже забытой логике вы и меня в чем угодно заподозрите, поскольку и я немного идеален!

— Вы не идеальны, это подтвердят все ваши подчиненные. Как начнете голос повышать на подчиненных, так в соседних кабинетах слышно.

— Иногда хочется не голос повышать на подчиненных, а заняться рукоприкладством. Я-то думал, вы по части курева меня сразу опровергнете. Иногда хочется бросить, но не могу... Да, есть возможность догнать по идеальности этого Петрова. Неужели не курит?

— Не курит, не пьет, с женщинами не якшается, в карты не играет, как и положено идеальному обывателю, — сказал Консулов.

— А вы ничего интересного не замечали? — спросил его генерал. — Дольше каждого из нас возитесь с ним...

— Замечал. Даже два обстоятельства.

— Что ж молчали?

— Да, знаете... они такие... показались мне незначительными. Скорее всего случайности, хотя в чем-то подозрительные. Первая: его дом ни на миг не остается пустым, в нем всегда или Петров, или его жена, или они вместе. Пока он на работе, она даже во двор не выйдет. Хотя это самое удобное время для покупок. Дождется возвращения мужа и лишь тогда идет по своим делам. Сознаюсь, я обдумывал греховную возможность проникнуть в дом и потрясти чемоданчик. Но это исключено. По этому поводу и набрел на первую случайность.

— И никаких исключений?

— Никаких! Правило у них железное: в доме должен быть человек.

— Это уже кое-что, — сказал Ковачев. — Стало быть, жена его тоже в игре и соблюдает все правила.

— А второе обстоятельство? — спросил Марков у Консулова.

— Другое еще странней. Внимательно читая донесения наблюдателей (а читал я их многократно, все искал какую-нибудь зацепку), я подметил, что несколько раз Петров пользовался телефоном-автоматом на углу бульвара Евлоги Георгиева, возле остановки автобуса, которым он едет на работу. Но у него и дома есть телефон, и в цехе, и в канцелярии, где оформляют заказы. Первый раз он позвонил спустя три минуты после выхода из дома. Я решил, что он что-то забыл сказать своей любимой Еве. Но он звонил не ей. Вечером того же дня, сойдя с автобуса, он опять воспользовался автоматом. Я подумал: а вдруг испортился домашний телефон! Проверил. Нет. Исправен! Так повторялось несколько раз. Что это за ритуал — вести краткие разговоры до или после работы, явно предпочитая общественный телефон личному? И чем иным объяснить этот ритуал, кроме страха, что домашний телефон можно прослушать, а уличный — нет?

— Вот это идея! — сказал Марков, почесывая свои седые волосы. — Да представляете ли вы, сколь она может оказаться плодоносной? И отчего раньше не сигнализировали, ведь мы упустили несколько его разговоров!

— О чем сигнализировать? Что он звонит по автомату недалеко от своего дома? С кем такое не случается.

— Автомат всегда один и тот же?

— Судя по донесениям, да.

— Так, так... — начал потирать руки Марков. — Значит, господин Петров полагает, что если домашний его телефон прослушивается, то из будки телефона-автомата он может говорить с кем угодно и о чем угодно. Браво, идеалист Петров.

— Прикажете взять разрешение на прослушивание этого автомата? — спросил майор.

— Постоянно, весь день, не нужно. Но в момент, когда им воспользуется Петров, по радиосигналу наблюдателей мы должны слышать разговор. Преступно упустить такую возможность. Какой шанс! Какой шанс!

Как и следовало ожидать, Марков был в одной из генеральских палат. И поскольку у него никого не было в Софии — родители давно умерли, свою семью он не создал, братья и сестры жили в Казанлыке, — в эти послеобеденные часы в палате он был один.