ПРОГУЛИВАЯСЬ как-то раз по опушке леса, Белка и Муравей набрели на разрушенный домик.
Муравей взобрался Белке на спину и заглянул вовнутрь через разбитое окно.
– Ну, что там?
– спросила Белка.
– Пыль, - ответил Муравей.
– Пылища повсюду.
– Похоже, там уже сто лет никто не живет, - сказала Белка.
– Давай зайдем, - сказал Муравей и спрыгнул вниз.
Он толкнул дверь и шагнул через порог.
Внутри было темно, царил затхлый запах запустения. Белка, помаргивая, вошла вслед за Муравьем.
– А вот интересно, кто тут раньше жил?
– спросила она.
– Тсс, - сказал Муравей.
Они огляделись по сторонам, привыкая к темноте. Муравей взял в руки лежавшую на столе книгу и сдул с нее пыль.
– Гляди-ка, - сказал он.
Книга забвения - прочла Белка.
– Это еще что такое?
– удивилась она.
Муравей раскрыл книгу. В оглавлении на первой странице стояло: Забыть, Заплутать, Забросить, Запамятовать, Завянуть, Затухнуть, Затеряться и Закончиться.
– Закончиться, - пробормотала Белка.
– Ну-ка, ну-ка, поглядим.
Она выхватила у Муравья книгу и раскрыла на последней, самой зачитанной странице:
"... и в конце концов все... " - прочла Белка.
Страница была порвана, как будто бы ее пытались перевернуть в страшной спешке.
– Дальше не читай!
– воскликнул Муравей, выхватил книгу из Белкиных рук, захлопнул ее и затолкал куда-то в пыльный угол.
Потолочные балки трещали, хлопала полураскрытая оконная створка.
– Ветер, - сказала Белка.
– Не ветер это, - сказал Муравей. На улице было тихо.
– Кто же тут жил-то все-таки?
– спросила Белка.
– Я так думаю, - сказал Муравей, - что никто тут никогда не жил.
Белка озабоченно нахмурилась и вслед за Муравьем вышла за дверь. Они побрели назад, в лес.
– Не оборачивайся, - сказал Муравей.
Белка обернулась и увидела, что дом исчез. На его месте цвел пышный розовый куст. И маленькое темное облачко просочилось в Белкины мысли и упрямо засело там.
КАК-ТО УТРОМ Муравей брел по лесу.
"Ох, тяжела моя головушка", - думал он. На ходу ему приходилось поддерживать голову правой передней лапкой. Из-за этого его уводило то влево, то вправо.
Он остановился под ивой, вздохнул и присел на лежавший под деревом
камень. Теперь ему приходилось подпирать голову обеими передними лапками.
"Ох, чисто каменная", - продолжал сетовать он.
"А я знаю, почему", - вдруг дошло до него.
– "Это потому, что я знаю все на свете. А это ведь тяжесть какая".
День был пасмурный, временами начинало моросить. Ветер гнал по небу тяжелые облака и со скрипом и шумом раскачивал деревья.
"А это и хорошо, что я все знаю", - думал Муравей.
– "Потому что, если бы я еще больше знать хотел, я и вообще бы головушки моей не сносил".
Он покачал головой, что далось ему не без труда, и мысленно нарисовал себе картинку: его головушка, выпадающая из передних лапок и с грохотом валящаяся на землю. "И вот тогда, - сказал себе Муравей, - пиши пропало".
"А потому все, - не унимался он, - что я так ужасно много думаю. А сколько я всего знаю, уй. Про мед, про пыль, про океан, про всякие подозрения, про дождь, про лакрицу, - спроси только, чего я не знаю. И все это втиснуто в мою головушку".
Локти его постепенно онемели, и он начал медленно сползать с камня. В конце концов он растянулся на животе, уткнув подбородок в землю. Голова его сделалась совсем неподъемной.
"Не иначе как я до чего-то еще додумался, чего минуту назад не знал", - догадался он.
– "Ну уж теперь-то, надо полагать, я точно все на свете знаю".
Он заметил, что ему больше не удавалось ни качать головой, ни кивать.
"Улыбаться-то хоть смогу я? " - подумал он, попробовал улыбнуться и ощутил, как его губы растянулись в некое подобие ухмылки. Но вот зевать у него не получалось, а также хмуриться и высовывать язык.
Так лежал он посреди леса, пасмурным осенним днем.
Поскольку он все на свете знал, он мог предсказать, что незадолго до полудня на него невзначай набредет Белка.
– Муравей!
– с изумлением воскликнула Белка, завидев его, распростертого на земле.
– Ты чего это вообще?