Тито не писал Сталину, зато писал Димитрову. Он просил принять его и в конце концов «решить вопрос КИЮ». Однако Димитров не торопился это делать. И понятно почему — к нему поступали и «характеристики» на Тито. В них сообщалось, например, что Тито — это «фактически провокатор» и «человек Горкича» [41] . Димитров анализировал всю эту информацию.

Он принял Тито только 30 декабря. Он заявил, что дела в руководстве КПЮ «неважные и гнилые» и что «в верхушке КПЮ все фракционеры, и вы — фракционер». «Сейчас, — заявил Димитров, — мы не можем утвердить партийное руководство». Далее он сказал, что Тито поручается «временная задача» — отправиться в Югославию, показать на деле, что он «добросовестно проводит указания ИККИ» (Исполкома Коминтерна. — Е.М.), и вернуться с докладом. По словам Димитрова, Тито «не имеет полного доверия ИККИ» и его надо еще заслужить. «Вы являетесь не центральным руководителем КПЮ, — говорил он, — а связующим звеном, которое связывает нас с югославским пролетариатом и югославскими деятелями… Если вы сейчас приедете в Париж и будете заявлять и разыгрывать роль — вот я уполномоченный ИККИ, чтобы одних направлять в США, а других в Югославию, то ваше дело пропащее… Нет единственного и единоличного руководителя партии — КПЮ, а есть группа товарищей… в которую вы входите… Вы не имеете права сам решать… Вам срок дается три месяца…» [42] Таким образом, Тито как бы получал испытательный срок, за который он должен был доказать свою «профпригодность». Хотя сам Тито неизменно повторял, что Димитров одобрил его кандидатуру на пост руководителя партии.

Тито вспоминал, что Димитров тогда сказал ему: «Слушай, Вальтер, на этот раз мы больше не будем шутить. Я бы хотел помочь, чем только могу, но другие этого не хотят. Смотри обеспечь консолидацию в Югославии как можно скорее» [43] . Действия этих «других» последовали очень скоро:

7 января 1939 года секретарь ИККИ Дмитрий Мануильский предложил отложить миссию Тито в Югославию. Он ставил Тито в вину провал операции с переброской добровольцев в Испанию летом 1937 года и высказывал предположение, что он «полностью деградировал». Манульский предлагал снять его с ответственных должностей в КПЮ и перевести на менее ответственную работу [44] .

Отъезд Тито из СССР задерживался, и он прекрасно понимал, чем это может грозить. Он почти с отчаянием просил Димитрова разрешить ему уехать. «Дорогой товарищ Димитров, — писал он, — я прошу Вас, сделайте все, чтобы ускорить мой отъезд в страну… Я не боюсь никаких трудностей и сделаю все, чтобы спасти нашу партию и оправдать то доверие, которое Вы мне дали» [45] .

Димитров разрешил Тито уехать. В конце января он вылетел из Москвы. Тито навсегда сохранял к Димитрову благодарность за то, что он сделал для него в январе 1939 года. «Я должен быть благодарен Димитрову за то, что меня не арестовали», — говорил он.

Ситуация в мире тем временем осложнялась. В сентябре 1938 года Гитлер в Мюнхене заключил с англичанами и французами соглашение о разделе Чехословакии. Прага решила не сопротивляться. Осенью 1938 года к Германии перешла Судетская область Чехословакии, а в марте 1939-го части вермахта практически без сопротивления вошли в Прагу. С Чехословакией было покончено.

Югославские коммунисты в соответствии с инструкциями Коминтерна поменяли тактику. Теперь они пытались действовать совместно с социал-демократами, либералами и антифашистски настроенной буржуазией. По случаю 20-летия образования Югославии, в декабре 1938 года, они провели демонстрации, на которых несли лозунги «Да здравствует Югославия!», «Защитим свою страну!» и пели патриотические песни.

Тито фактически возглавил «чистку» КПЮ. Правда, членов компартии было мало — около 3 тысяч человек (в 1920-м — 65 тысяч человек), так что «чистить» особо было некого. Тем не менее из нее исключили около 700 коммунистов [46] .

Тито не раз вспоминал потом об этих событиях. 19 апреля 1959 года, по случаю 40-летия основания КПЮ, он говорил, что партия «из-за политики Сталина потеряла большую часть своих кадров». Он назвал фамилии Филлиповича, Чопича, Хорватина и других. «Наша обязанность вспомнить об этих товарищах и отдать им должное», — сказал Тито.

«В тяжелой ситуации, когда партию жестоко преследовали в стране, необходимо было жестко поступать в отношении элементов, которые вели фракционную борьбу, — отмечал он в другой раз. — Но это не значило, что их нужно было уничтожать физически. Многие из них не заслуживали того, чтобы их объявили врагами. Сталин это делал только для того, чтобы освободиться от “непослушных”» [47] .

Тито давал понять, что, если бы все зависело только от него, судьба этих революционеров была бы иной. Случилось бы так на самом деле — сложно сказать. Но Тито никогда прямо не признавал, что ответственность за «чистку» во многом лежит и на нем.

Новое поколение партийного руководства представляли в основном кадры, подобранные и одобренные самим Тито и преданные ему. Тогда и началось формирование той партии, которая в 1948 году скажет «нет» самому Сталину. Но до этого было еще далеко, и новые партийные кадры конечно же считали Тито «верным ленинцем-сталинцем» и надеялись, что Москва вскоре утвердит его постоянным руководителем партии.

Тито же считал, что он выполнил задачу, поставленную перед ним Коминтерном. «Сейчас уже могу сообщить Вам, что я выполнил почти все поручения, данные Вами, — писал он Димитрову. — Однако для этого мне понадобилось не три, а 4,5 месяца» [48] .

В начале августа 1939 года Тито выехал с «отчетом о проделанной работе» в Москву.

Пока Тито находился в пути, в мире произошло два важнейших события. 23 августа в Москве был подписан Договор о ненападении между СССР и Германией, так называемый пакт Молотова — Риббентропа. А 1 сентября Германия напала на Польшу. Вскоре Англия и Франция объявили войну Гитлеру — началась Вторая мировая война.

Тито чувствовал себя в Москве немного увереннее, чем и прошлый раз. Во-первых, он выполнил задание Коминтерна и «очистил» партию. Во-вторых, его конкуренты в борьбе за пост руководителя КПЮ явно остались позади. К тому же в условиях начавшейся войны Коминтерну нужно было как можно скорее утвердить партийное руководство, а значит, и шансы Тито повышались. Наконец, в-третьих, пик ежовских репрессий в СССР прошел. Сам Ежов был арестован. Хотя все это не гарантировало Тито стопроцентной безопасности.