— Один из самых красивых видов Парижа, — заметил Роб.

— Потрясающе! Не могу даже представить, что здесь живут.

— А теперь пойдем.

И они отправились в путешествие по самому знаменитому обиталищу художников и артистической богемы. Множество молодых людей прямо на улице предлагали нарисовать портреты прохожих.

— Хочешь портрет? — спросил Роб.

— Мой?

— Конечно. Тогда ты всегда будешь помнить о Париже.

Иви согласилась. Они обошли всех художников, выбрали того, чьи работы им приглянулись больше других, и как только он закончил предыдущий набросок, Иви села на стульчик перед мольбертом.

— Подумай о чем-нибудь хорошем, — посоветовал Роб.

— Пытаюсь, — улыбнулась Иви.

— И похоже, это удается, — заметил Роб, глядя на лист бумаги, по которому бегал быстрый карандаш уличного мастера.

Ему так понравился рисунок, что он попросил художника сделать еще один в другой позе, чтобы оставить портрет Иви себе на память. Когда и второй был закончен, она наконец увидела их. Ей понравились оба — она выглядела очень хорошенькой и… счастливой.

— Довольна? — спросил Роб.

— Очень. Спасибо, что тебе пришло это в голову.

Они прогулялись по окрестным лавочкам и магазинчикам, а потом купили сандвичей и сели на лавку перекусить, тем более что Роб уверял, что так вкуснее.

— Куда теперь? — спросила Иви, когда с едой было покончено.

— Нам предстоит долгий путь, — предупредил ее Роб. — Как насчет Латинского квартала, букинистов и Нотр-Дама при дневном свете?

— Если мы все это успеем, — рассмеялась Иви, — день не покажется нам длинным.

Они доехали на метро до начала бульвара Сан-Мишель, держась за руки прошли его весь, рассматривая Сорбонну, потом вернулись в Сите к Нотр-Даму. Внутри Иви уселась на скамейку и попыталась представить, какой величественной была эта церковь восемь веков назад, когда ее белоснежные стены еще не покрыла серая пыль истории. Ее взгляд благоговейно обходил арки, вспыхивающие блеском драгоценных камней стекла витражей, пронизанных солнцем. Ей вспомнилось, что Людовик построил собор как дом света, чтобы навсегда запечатлеть мощь и сияние своей славы.

— Никогда не видела ничего подобного, — призналась она.

— Я тоже. Больше того, я никогда не получал такого удовольствия… Скажи, Иви, мы можем как-нибудь встретиться в Нью-Йорке?

— Это будет чудесно.

— Я всегда буду вспоминать тебя, как девушку, с которой я открыл для себя Париж.

— Это были два потрясающих дня, Роб.

— Я хотел бы показать тебе еще очень много, но уже темнеет. Боюсь, мы так и не доберемся до Эйфелевой башни.

— Что ж, придется оставить ее до другого раза.

— Назначим друг другу свидание. Ты и я — мы встретимся в Париже. Как звучит?

— Потрясающе.

Они прогулялись вдоль набережной Сены, где сотни торговцев разложили книги, эстампы, гравюры, акварели, сувениры. Иви купила несколько картинок тех мест, которые они посетили. После Роб отвез ее в отель, где она приняла душ и переоделась в струящееся белое шелковое платье. Она выбрала к нему изумрудные сережки, которые ей подарил Джон. Только теперь Иви поняла, что не вспоминала ни о Джоне, ни о Филе целых два дня. Она вздохнула с облегчением — выздоровление началось.

Роб отвез ее в знаменитый рыбный ресторан. Они заказали фирменное блюдо из рыбы и моллюсков, которое подавали в отдельной кастрюльке. Еда была очень вкусной, но к концу вечера молодые люди загрустили, каждый думал о близком расставании. Роб отвез ее в отель, и на сей раз Иви впустила его в свой номер, и сама закрыла за ним дверь.

— Я увижу тебя снова? — спросил он.

— Конечно.

— Надеюсь. Ты — самое лучшее, что произошло со мной за три недели в этой стране.

Несколько секунд он пристально смотрел на нее, а потом обнял и поцеловал — это были поцелуи страсти, которые будили в ней ответную страсть и желание большего.

— Не забудь меня, — выдохнул Роб.

— Не забуду, — прошептала Иви, — это было чудесно, Роб.

— А это будет еще чудеснее, — также тихо продолжил он, целуя ее в шею и обнимая так крепко, будто не хотел никогда выпустить из своих объятий. Потом он неожиданно убрал руки.

— А теперь мне надо идти. Я не могу больше здесь оставаться. Думаю, ты меня понимаешь.