Шрифт:
— Вы предали меня, — произнес он. — Вы воспользовались моей любовью. У меня нет слов, чтобы описать свои чувства.
Иви пыталась что-то объяснить, но он не хотел слушать.
— Возьмите ее часы, — приказал он шоферу.
— Приятной поездки, мадемуазель. — Он оглушительно хлопнул дверцей и пошел прочь.
Дрожа, Иви сняла часы и протянула их молчаливому шоферу. Машина тронулась.
По дороге Иви не могла ни о чем думать, кроме Жан-Клода и их разрыва. Сердце у нее ныло. Она даже не смотрела в окно, и шоферу пришлось сообщить ей, что они приехали.
За деревьями виднелся дом — одинокий, величественный, зловещий. Как она волновалась, когда приехала сюда в первый раз. Теперь от того волнения оставалась только печаль — ее и мадам Арду.
В доме царила напряженная атмосфера. Беседа снова должна была состояться в гостиной, и старуха уже ждала журналистку в своем кресле на колесах.
— Это вы, мисс Форчун? — спросила она.
— Да, мадам.
— Садитесь. — Она повернула невидящее лицо к горничной. — Закройте дверь и не мешайте, пока я вас не позову.
— Откуда вы узнали про туфли? — тихо спросила мадам Арду, когда они остались вдвоем.
— Я заметила их на фотографии, когда интервью было закончено. Они были непохожи на бальные туфли.
— Это правда. — Иви открыла блокнот и ждала. — Никому и никогда я не рассказывала эту историю, — продолжила мадам. — Никто не заметил несоответствия.
— Где вы взяли эти туфли?
— Я солгала вам.
Иви ждала. Она знала, что сейчас не надо задавать вопросов. Мадам Арду все расскажет. Расскажет сама.
— Мы были на вечеринке, — начала она. — Мы получили это приглашение за несколько недель, так что было достаточно времени, чтобы все подготовить, — я поняла это позже. Мы пили шампанское, смеялись, пели. Это был последний счастливый вечер моей жизни.
Старуха замолчала, всматриваясь слепыми глазами в прошлое.
— В конце вечеринки, как я вам уже рассказывала, мы вернулись в поместье Арду и вышли из машины, чтобы пройтись пешком. Напали похитители, меня схватили. Это известно… А теперь я расскажу вам правду.
Иви вглядывалась в морщинистое лицо, едва осмеливаясь дышать.
— Меня отвезли в какой-то дом, не знаю, где он находился — на глаза мне надели повязку. Ночь я провела на грязной постели, а один из них сторожил дверь, чтобы я не убежала. Утром я проснулась, и он отвел меня на кухню, где двое других готовили завтрак. И тут вошел Пьер.
— Пьер? — Иви широко распахнула глаза. — Ваш муж?
— Да. Мой Пьер, единственный и любимый.
— Не понимаю…
— Я тоже ничего не понимала, но он все объяснил. Он нанял этих… негодяев, чтобы они меня похитили. Он хотел получить кое-что от своих родителей. Хотел изумруд.
— Господи, я не могу в это поверить.
— Я тоже не могла в это поверить, но все обстояло именно так. Пьер привез мне одеяло и пару туфель, чтобы мне было удобно, но он и не думал отказываться от своего плана. Он пообещал разделить колье с похитителями: ему должен был остаться изумруд, а им — остальные камни и золото. Даже в те дни это стоило немало денег.
— Значит, вы оказались жертвой собственного мужа? — с такой горечью спросила Иви, будто она сама была жертвой.
— Да, помоги мне Бог, мы все были его жертвами.
— Почему же вас так долго не освобождали?
— Из-за свекрови. Она отказывалась отдать колье.
— Даже в обмен на вашу жизнь?
— Моя жизнь, — горько усмехнулась старуха. — Что для нее значила моя жизнь? Она предлагала другие вещи — жемчужную диадему с бриллиантами, рубиновые серьги. Естественно, это было скрыто от газет… Но в конце концов Пьер получил свое. Он был очень настойчивым человеком, — при этих словах голос ее дрогнул.
— Она отдала колье.
— Да. Пьер принес его в дом, отдал долю похитителям, и ушел. Через несколько часов они отвезли меня куда-то на окраину поместья и выбросили из машины. Мне пришлось идти через кусты и болота, пока вдалеке не показался дом.
— И вы сохранили все в секрете.
— Что я могла сделать? Он был моим мужем, единственным мужчиной, которого я любила, отцом моего ребенка. Я слишком сильно любила его, чтобы сказать кому-нибудь правду.
Не в силах говорить, мадам Арду прижала к слепым глазам платок.