— Не слышала. Что же это такое? — спросила старуха, доверчиво устремляясь в расставленную ловушку.

— Этот способ можно назвать «избавлением от инфекции через голодание», — продолжала я с самым невинным видом. — В первый день вы только пьете теплую воду. На второй день вам разрешается съесть одну чайную ложку, но не больше, жидкой каши. На третий день опять только теплая вода, а на четвертый день — можно опять ложечку каши. И так пока вы совсем не поправитесь. Говорят, что это очень полезно.

Я улыбнулась миссис Ходжетт и мысленно извинилась перед молодым доктором, чью репутацию я так безбожно подводила. Мы никогда не встречались с ним, но, по слухам, он был превосходным врачом. Конечно, в основном он пользовал знатные семьи, но его имя было хорошо известно и беднякам, которых он часто лечил бесплатно. И я подумала, что могу себе позволить этот трюк. Кроме глупой старухи, никто бы не поверил такой чепухе. Но миссис Ходжетт была ошеломлена. Она недоверчиво уставилась на меня, и ее пухлые пальчики затеребили одеяло.

— Н-не знаю, мисс Беатрис, — с колебанием сказала она. — Не может быть, чтобы больному человеку не давали есть.

— Точно, точно, — весело продолжала я.

Тут входная дверь открылась, и вошла Сара Ходжетт с целой кастрюлей какой-то стряпни и буханкой свежеиспеченного хлеба, накрытого свежим, без единого пятнышка, полотенцем. Запах вкусного кроличьего рагу наполнил холодную комнату, и я увидела, как заблестели глаза старухи.

— О, мисс Беатрис! — Сара с учтивым полупоклоном и теплой улыбкой обратилась ко мне, своей любимице. — Как вы добры, придя навестить маму, когда она болеет.

— Ей скоро будет лучше, — произнесла я с уверенностью. — Она собирается следовать специальной диете доктора Мак-Эндрю. По-моему, лучше начать прямо сейчас, не правда ли, миссис Ходжетт? Вы можете забрать вашего кролика домой, Сара. Думаю, он не будет там лишним.

— Я бы лучше начала лечение завтра, — поторопилась миссис Ходжетт, боясь исчезновения горячего обеда.

— Нет, нужно это делать сегодня, — твердо произнесла я. — Разве вы не хотите поправиться? Кроме того, необходимы физические упражнения.

Старуха даже подпрыгнула на кровати от неожиданности.

— Да-да, вам будет очень полезно прогуливаться до сторожки перед обедом.

— Прямо по снегу, — простонала она таким тоном, словно я предложила ей чашу с ядом.

Я обернулась и увидела у двери пару теплых кожаных башмаков и толстую зимнюю шаль на крючке.

— Именно, — без колебаний повторила я. — Это специальные упражнения именно для вас, миссис Ходжетт. Мы все беспокоимся о вашем здоровье и хотим, чтобы вы наконец поправились.

Я попрощалась и вышла очень довольная. Я оказала Ходжеттам любезность, которую они не скоро забудут. К тому же я знала, что вся деревня будет потешаться над этим случаем до самой весны. Попросив одного из детишек Тайков, лепившего поблизости снежки, подержать лошадь, пока я поправлю седло, я кинула ему монетку за услугу, а затем другую, потому что мне понравилась его восторженная белозубая улыбка, с которой он смотрел на меня.

— Гаффер Купер очень плох, — сообщил он мне, вертя в руках неожиданно доставшиеся деньги и явно предвкушая, как он на них попирует.

— Плох? — переспросила я, и парень кивнул.

Я решила проведать старика по дороге. Он снимал один из коттеджей на краю деревни, где начиналась общественная земля. Летом он помогал собирать урожай или участвовал в прополке, зимой часто убивал свиней по просьбе хозяев, получая за это плату в виде хорошего куска сала. В его хозяйстве имелась пара старых кур, по временам приносивших ему одно-два яичка, и тощая корова, дававшая немного молока. Его коттедж был построен частью из украденного у нас леса, частью из законно раздобытых досок. Камин, топившийся дровами из общественного леса, прокоптил его комнату так же крепко, как коптят бекон.

Это, конечно, была не та жизнь, которую я выбрала бы для себя, но Гаффер Купер никогда не имел другой, в жизни никогда регулярно не работал и никого не называл своим хозяином. Себя он считал свободным человеком, и мой отец, всегда уважавший гордость в других, называл его Гаффер Купер и никогда не звал его просто Джон. Так же делала и я.

Моя кобылка устала стоять и замерзла, поэтому мы быстро проскакали по заснеженной дороге, а затем повернули направо к видневшимся за лесом коттеджам. Лес стоял весь в снегу, молчаливый и загадочный. Темно-зеленые ели и сосны держали на каждой ветке, казалось, по целому фунту снега. Даже крошечные иголочки были покрыты инеем. Серебряные березки выглядели темно-серыми на фоне сверкающего снежного великолепия, а серые стволы буков имели цвет олова. Скованная льдом Фенни лежала совсем бесшумно, темно-зеленая под тонким слоем льда.