Хорошо было идти вдоль огромного и спокойного озера в эту тихую, звёздную ночь. И на душе было легко и радостно: случай в тайге как-то сблизил меня с новыми друзьями. Что они делают сейчас?

Антон Иванович переоделся во всё сухое. Он, наверно, сидит на печке, свесив босые ноги, блаженно щурит глаза от яркого света лампы и говорит, говорит о том, как стоял на вершине горы среди молний. Девушки готовят ужин, хлопочут у керосинки. Они греют молоко для своего учителя, и на душе у них светло: как ни говори, а только ради них совершил он этот маленький подвиг в тайге.

Антон Иванович мелкими шажками быстро шёл впереди. Он казался очень маленьким в густой таёжной траве, и высокие мокрые цветы хлестали его и по груди и по лицу.

Я никак не мог приладиться к его шажкам и шёл за ним, как по шпалам, то дробно семеня ногами, то растягивая шаг, и скоро стал утомляться, хотя до Третьей речки мы не прошли и половины пути.

Он давно звал меня туда и особенно настойчиво приглашал сегодня, в это воскресное утро.

— Совсем рядом, рукой подать, — и какая глушь! — говорил он и сейчас, пробираясь в мокрых кустах и кланяясь каждой ветке, которая могла выколоть глаз. — Для наших детей или внуков здесь, батенька, воздвигнут такие дворцы, что нам и не снятся! И будет тут для них рай. А меня прельщают вот такие нехоженые долины цветов, сказочные горные речки и водопады. И вам это нравится, правда?

Я не протестовал. В этот день и мне хотелось побродить по красивой и глухой тайге, где не валяются под ногами пустые консервные банки, жёваные окурки и скомканная бумага. Но мокнуть в траве не хотелось, и я предложил выбраться к озеру. Там можно было вдоль берега идти босиком по гальке.

Мы так и сделали. И, медленно обсыхая на утреннем солнце, легко и быстро добрались до устья Третьей речки.

Перед нами открылась небольшая равнина, где кедры и пихты уступили место берёзкам, тальнику и камышам. В некрутых бережках тут и бежала маленькая речушка: она журчала на перекатах и почти отстаивалась в голубых омутах. А чуть выше, в тайге, где кончалась равнина, речка вся состояла из маленьких водопадов. И эти водопады серебристыми прядками сваливались с гранитных уступов и устремлялись вниз среди камней.

На равнине мы шли прямо по руслу, прыгая с камня на камень. А когда ноги у нас замёрзли и посинели, мы выбрались на тропу. Но и здесь было не сладко: на всех склонах валялись деревья, сбитые бурей или просто отслужившие свой век по старости. Кое-где деревья лежали поперёк речки — скользкие от сырых мхов и лишайников. И по этим висячим мостам мы перебирались с берега на берег на четвереньках, как медвежата. Чем выше мы забирались, тем незаметнее становилась тропа. А когда мы сбивались с неё, то с головой окунались в сырую росистую траву.

— Вот и недаром говорят алтайцы о таких местах: «Аю-кечпес!» Это значит: «И медведь не пройдёт!» — сказал Антон Иванович, тяжело дыша и вытирая очки и лоб носовым платком.

Даже в этот знойный июльский день возле речки было сумрачно. И редко пробивался сквозь могучий навес из хвои яркий луч солнца, чтобы окунуться в прозрачную и холодную струю водопада.

Торопиться было некуда, и мы решили отдохнуть и искупаться. Отсиделись голышом на валуне, остыли и дружно нырнули в каменную чашу бассейна. Как только вода накрыла меня с головой, я превратился в ледышку и, не достав дна, выскочил на поверхность, как пробка. Но шустрый Антон Иванович успел опередить меня: он уже прыгал на берегу и хлопал в ладоши.

После ледяной бани идти было приятно, хотя в парном воздухе тайги было жарко и душно, как в оранжерее. Добрались мы наконец и до истоков речки. Она выбивалась ключиком из-под гранитной плиты — чистая, холодная и такая маленькая, что её можно было запрудить ладонями.

Ввысь от неё уходили горы. Тайга там редела, и вершины каменных громад были совсем лысыми. Внизу голубым сапожком лежало Телецкое озеро. И нигде не было видно ни человека, ни следов его жизни: домика, лодки или дыма.

— Не жалеете, что забрались сюда? — спросил Антон Иванович. — Я же говорил: рядом с нашим Артыбашем — и какие нетронутые места! И мы с вами — как Робинзоны! — Антон Иванович развалился на широкой каменной плите. — Как чудесно лежать вот этак часок, другой, слушать цоканье белки и тихое журчание ключа!

— Не выйдет! — вдруг послышался задорный девичий голос, и в кустах показалась девушка с палитрой в руках. Она была в лёгком сером комбинезоне, голову её до самых глаз закрывала голубая косынка. — Здравствуйте! — Девушка приблизилась к нам и, не ожидая ответа на своё приветствие, спросила с удивлением: — И зачем только занесла вас сюда нелёгкая?

Антон Иванович был ошеломлён. Он не произнёс ни слова и смотрел на молодую художницу так, словно она спустилась к нам с небес: стройная, красивая, строгая, и на палитре у неё радугой сверкали краски.