В старом сарае, куда я спрятал удочку, попалась мне на глаза большая и потрёпанная конторская книга. Я обрадовался: между её пожелтевшими разлинованными страницами можно было складывать цветы для гербария!

С этой книгой я и отправился на полянку, где недавно видел так много цветов. Там мне кланялись оранжевые алтайские огоньки, похожие по цвету на пылающие угольки в костре. Там мне преграждали путь кудрявые лилии. Они напоминали чалму из лилового шёлка, и тычинки у них были длинные, как игрушечные молоточки. Там смотрели на меня розовые и красные пионы «марьин корень». Цветы у них как у мальвы, но такие большие, что в них можно спрятать лицо.

Я шёл по Артыбашу и думал только о цветах. Но меня окрикнул Антон Иванович.

— Давно ли вернулись? — спросил я.

— Сегодня ночью.

Антон Иванович сидел на крыльце в светлой полосатой пижаме. Он сушил ботинки и счищал грязь с брюк, которые были так смяты, будто их долго жевал телёнок.

— Садитесь! — Антон Иванович подвинулся и освободил мне место рядом со шляпой, напоминавшей воронье гнездо, а не головной убор.

— Нелегко было в походе? — спросил я.

— Трудно! Очень трудно! Но мы все как-то закалились, а во мне даже что-то железное появилось. За эти семь дней все силы неба обрушивались на наш отряд. Под дождём мокли так, что одежда не просыхала. А какая чудовищная гроза захватила нас! Рядом с палатками вспыхнул кедр. Ветви его полыхали со стоном, и ствол сгорел, как сухое полено. Потом спустилась почти полярная ночь: ветер дул со свистом, и наши жилища были разрисованы к утру затейливыми узорами инея. Здорово, а?

— Что и говорить!

— А козьи тропы над стремнинами? Вот-вот сорвёшься и улетишь на тот свет! Горные речушки переходили вброд. А водичка, доложу вам, такая, словно в ботинки насыпали снега. И ничего, даже насморка нет! И девушки все здоровы. Настроение у них бодрое, вчера стихи сочинили о походе:

Антон Иванович побрызгал на шляпу водой из кружки, расправил фетр на полях и повесил это слегка подновлённое «воронье гнездо» на колышек у крыльца.

— Но меня особенно беспокоит сейчас вот эта штука. Кстати, гляньте, что сделалось, — и он показал на записную книжку, в которой все страницы были грязные, как старая промокашка. — Вымок не до нитки, а до последнего листка! Вот хочу заняться книжкой. Тут, конечно, есть любопытные заметки. Надо бы их освежить, но как?

— Да очень просто! Где нет клякс, нужно переписать, а остальное — вспомнить и записать заново. И сделать это по горячим следам, иначе забудется.

— Это идея! — Антон Иванович сходил в дом и принёс новую записную книжку. — Только придётся студентку кликнуть, одному-то мне не управиться.

— Зачем? — удивился я. — Мы с вами сделаем это в два счёта.

— Я, знаете ли, не решился просить вас. Вижу, у вас такая удобная книга, наверно за цветами идёте. А уж если согласны, будьте сегодня моим студентом!

Мы уселись поудобнее, повернулись спиной к яркому горному солнцу и начали освежать старую записную книжку.

Антон Иванович часто спотыкался на фразах, рассматривал страницу то справа, то слева, а иногда и сквозь листок. А я записывал и как бы глядел на птиц, зверей и травы телецкого приозерья новыми глазами. И это были глаза учёного: зоркие, знающие, умные.

Записи начинались с ежа. Его поймали в первый день похода, невдалеке от Артыбаша. Он забрался в колючий куст облепихи, и вытащить его оттуда было нелегко. А когда достали, то посадили в мешок и таскали с собой все семь дней. На остановках его кормили ящерицами и жуками. По ночам он мешал спать — возился в мешке, шуршал и фыркал. Несла его студентка и всё жаловалась, что он колет ей в спину острыми иглами, и опасалась, что он прогрызёт мешок и укусит. Но всё обошлось благополучно.

Ёж был маленький, чуть больше крысы, со светлыми иглами и длинными ушами. Это ушастый ёжик.

— Нам просто повезло, — сказал Антон Иванович, пока я делал запись об этом игластом зверьке. — Такой зверушка под Артыбашем — счастливая находка: он ведь обычно встречается у границы гор, где есть целинные земли или посевы пшеницы. Погодите, что-то не могу разобрать. — Антон Иванович поправил очки и уставился в страницу. — А, вспоминаю, что мелькнула тогда мысль: не идёт ли этот ёж за земледельцем, как летит воробей за людьми там, где они заводят лошадей? Где развели лошадей — ищи воробья! А где новое поле в горах или новый огород, там и поселяется ушастый ёжик.