Шрифт:
— Куллыхан, куда делось оружие из караван-сарая Эзиза?
— Тебя это не касается! — грубо ответил тот.
— Если б не касалось, не спрашивал бы! — вспылил Ашир.
Куллыхан с удивлением посмотрел на молодого красногвардейца, который осмелился требовать у него отчета. Но он все же решил спокойно ответить:
— Оружие увезли с собой ашхабадцы.
— Куллыхан, лучше было бы тебе сказать правду!
Хромой мирза, скривив рот, злобно ощерился на Ашира:
— Ты на кого это кричишь? На меня? Комиссара Красной гвардии?.. Что тебе от меня нужно?
— Я хочу знать, кто посылал Чары Чамана.
— Куда?
— В Ташауз.
— В Ташауз?!
— Что, успел уже забыть?
— Для чего мне его посылать?
— Чтоб продать оружие!
На равнодушном ко всему лице Куллыхана мелькнуло выражение растерянности. Он, видимо, обдумывал, что ответить Аширу, а когда заговорил, голос его зазвучал неуверенно:
— Ашир, теперь много людей, торгующих оружием. За кого же из них мне отвечать?
— Ты комиссар Красной гвардии и должен отвечать за всех! И в особенности за Чары Чамана. Хорошенькое дело! Захватили оружие у Эзиза, чтобы вооружить Джунаид-хана!
— Мне об этом ничего неизвестно.
— Если тебе неизвестно, так мне известно!
— Если так, то тебя и следовало бы поставить комиссаром отряда.
— Куллыхан! Я не посягаю на твою должность. Но я хочу знать: куда делось оружие, принадлежащее рабоче-крестьянскому правительству?
Куллыхан грозно выкатил глаза. Губы его задергались.
— Как ты смеешь так разговаривать со мной! — закричал он с пеной у рта.
— Я требую!..
— Я хорошо понимаю, почему ты требуешь: ты близкий друг Артыка, ты хвост его! Мне теперь ясно все. Ты — шпион, оставленный среди нас Эзизом!
— В этом деле я для тебя судья, и тебе придется давать ответ!
— Арестовать! — крикнул Куллыхан вне себя от бешенства.
Ашир схватился за оружие.
Подоспевший в это время на крик Ата-Дяли встал между ними и постарался обратить все в шутку;
— Вот, ей-богу, что за люди! — заговорил он, смеясь. — Только думали — настало спокойствие, а тут опять раздоры. Куллыхан, иди занимайся своим делом! А ты, Ашир, еще не совсем выздоровел. Тебе вредно так горячиться. Сперва поправься, пусть усы твои встанут торчком, а с Куллыханом мы успеем подраться. Мы не царские солдаты, а туркменские джигиты. Пойдем-ка выпьем чаю, придешь немного в себя. Не то опять уложим тебя в постель.
Волнение и в самом деле подействовало на Ашира. У него не было сил кричать, а тем более драться с хромым мирзой, и он невольно последовал за Ата-Дяли. Но и за чаем, слушая болтовню Ата-Дяли, он не мог успокоиться, — наоборот, волнение его все больше росло. Он думал: «Артык, пожалуй, был прав, он лучше знает хромого мирзу. А я совсем дурак! Состою в отряде вора, становлюсь вроде как пайщиком в грязных делах Куллыхана. Нет, больше этого терпеть нельзя!» — сказал он себе и, не медля ни минуты, пошел к Чернышеву.
Войдя в кабинет, Ашир, даже позабыв приветствовать председателя совета, заговорил возбужденным тоном:
— Иван, ради чего мы дрались с Эзиз-ханом?
— Что за вопрос?
— Для того чтобы захватить оружие в караван-сарае и начать торговать им?
— Ашир, что ты говоришь! Мы не только оружие, мы всю власть в городе взяли в свои руки.
— Мы — или хромой мирза, Куллыхан?
Ивану Тимофеевичу не понравился тон, которым говорил Ашир. Он недовольно поморщился и сказал:
— Ашир, если у тебя дело ко мне — говори. А нет— не обижайся, я не могу тратить время на пустые разговоры.
Эти слова словно подхлестнули Ашира. Заикаясь от волнения, он заторопился высказать все, с чем пришел.
— Иван, я требую, чтобы хромой мирза был предан суду революции! Это одно. И еще хочу спросить тебя: почему ты не добиваешь Эзиз-хана? Ты думаешь — выгнал его из города, и дело с концом? А он опять собирает нукеров, чтобы напасть на тебя. Почему медлишь? Надо самим напасть на него. Этого я тоже требую!
Упрек был справедлив. Чернышев задумался. Затем, медленно отвлекаясь от какой-то мысли, задумчиво проговорил:
— Что верно, то верно. Слишком рано успокоились, недооцениваем этой опасности. Верно говоришь, Ашир! С этим делом надо торопиться, нельзя допускать, чтобы Эзиз снова укрепился... Что касается Куллыхана, я не совсем понимаю тебя. У этого хромого писаря давняя вражда с Эзизом. Следовательно, тут он будет драться честно. А так — и я его знаю...
— Нет, ты его не знаешь!