Состояние Ашира было похоже на то, в котором находился Артык весною шестнадцатого года. Приезжая в аул, он и вечером, ложась спать, и утром, вставая, все думал о семейной жизни. Из девушек аула больше всех привлекала его сестра Артыка — Шекер.

Но Шекер пошел лишь шестнадцатый год, а он — вдовец! Понравится ли он Шекер? Согласится ли Нурджахан отдать дочь за вдовца? Что скажет Айна, и как на это посмотрит Артык? Ведь он опять ушел к Эзизу, и теперь они — снова враги!

И Ашир пришел к выводу, что его мечта о Шекер несбыточна. Разве потерпел бы он, если бы его враг вознамерился искать с ним родства? Характер Артыка достаточно хорошо известен Аширу. И все же он чувствовал, что Шекер все больше завладевает его сердцем. Он думал о ней целыми днями и чуть не каждую ночь видел ее во сне. Часто оставаясь наедине с самим собой в поле, он, думая о Шекер, принимался вдруг петь, как Артык когда-то.

Однажды под каким-то предлогом Ашир отправился в кибитку Артыка. Нурджахан встретила его, как родного сына. Айна разговаривала с ним, как с близким человеком. Но Шекер!.. Ей как будто неловко от присутствия Ашира. Встретившись с ним глазами, она тотчас отводит их. Свесив косы по обеим сторонам груди, она сидит над вышивкой, опустив глаза, и лишь временами бросает на гостя быстрый и незаметный взгляд. То она поднимает одно колено, то другое, быстро-быстро оторвет нитку и медлит, вдевая ее в ушко иголки. Все это говорит Аширу, что она не стала еще вполне взрослой. Но ее открытый лоб, круто изогнутые тонкие брови, губы, которым так и хочется улыбаться, слегка вьющийся локон на полной щеке доводят Ашира до опьянения. Он всегда считал дом Артыка своим, а теперь совсем потерялся. Руки у него не дрожали, но, переливая чай из пиалы в чайник, он пролил его на ковер. Ему хотелось заговорить с Шекер, и он не решался, боясь, что она не ответит ему.

«Любовь, оказывается, делает человека беспомощным,— думал Ашир.— Может быть, Шекер ни о чем и не подозревает. Но почему же Айна не заговаривает о Шекер? Айна знает что такое любовь. Разве она не видит, что я хожу вдовцом? Или она считает, что я недостоин Шекер? Может, ей и в голову не приходит, что в душе Ашира могут возникнуть такие намерения? Ведь она не знает, что мы с Артыком — враги. Так почему же она не хочет помочь мне? Или сытому от голодного вести нет, — уже забыла о своей любви? Забыла и не хочет отплатить За мое добро. Неужели с замужеством у нее так переменился характер?..»

И, сдерживая волнение, Ашир сам заговорил о Шекер:

— Шекер, оказывается, стала уже взрослой девушкой!

Айну не удивили эти слова. Каждый может сказать такое о девушке, которая действительно стала взрослой. Правда, она заметила, что Ашир произнес это каким-то сдавленным голосом, но не обратила на это внимания и просто ответила:

— Да, Шекер быстро растет. Посмотри, она и сидит, как взрослая, глаз не подымет.

Шекер хотела улыбнуться, уже блеснули ее ровные и белые, как у ягненка, зубы. Но она тотчас же вспомнила, что она — взрослая девушка, и приняла серьезный вид, будто не слыша, что речь идет о ней. Ашир опять спросил Айну:

— Может быть, уже приходили и свататься?

Шекер сердито покосилась на Ашира. Айна ответила:

— Нет, Шекер еще слишком молода. Мы пока сватов и на порог не пускаем. Да мы и не хотим отдавать Шекер в далекий край, пусть лучше будет у нее муж из наших аульных.

У Ашира забилось сердце. Он решил, что тут Айна подразумевает его самого. Заметив улыбку на губах Шекер, он принял ее за подтверждение слов невестки.

После шутливого разговора о Шекер заговорили об Артыке. Айна упрекнула Ашира:

— Ашир, ты ему друг, — почему же ты его не удерживаешь?

У Ашира чуть не сорвалось резкое слово. Вовремя вспомнив, что Айна ничего не знает, он прикусил губу. Потом хмуро проговорил:

— Айна, ты знаешь Артыка не хуже меня. Если он что-либо решил — никого не послушает. Из-за этого своего характера он и попал на неверный путь.

— Разве ему мало, когда говорят, что он убил Халназара? А теперь прошли слухи, что его нукеры расправились и с Бабаханом.

Насчет Бабахана у Ашира было определенное мнение. Тут он заговорил прямо, не кривя душой:

— А если и так, Айна? От такого дела на совести Артыка не будет пятна.

— Разве хорошо это — пролить кровь человека, сидящего дома?

— А кто тебя, силой взвалив на коня, увез из тростников от Артыка?

— Да это же были халназаровские!

— Халназар это сделал, опираясь на Бабахана. А кто вас с Артыком стащил с коня?

— Разве это были не джигиты бая?

— Нет. Это были собаки старшины Бабахана. А кто заковал в кандалы и заточил в темницу Артыка?

— Это были царские чиновники.

— А Бабахан чьей собакой был? Кто, как не он, вырывал у дейханина изо рта последний кусок, чтобы набить брюхо Халназару! Не он ли и меня послал на тыловые работы?

— Ашир! И я не хочу, чтобы Артыка топтали ногами. Я до сих пор не могу забыть его мстительных слов, когда его свалили с гнедого. Но ведь у Артыка не две жизни. Он не считается с силой, не жалеет ни себя, ни меня.

— Айна! И мы с Артыком кое в чем не сходимся. Но я его уважаю за прямоту, за отвагу. Я верю, что он поймет свою ошибку. И может быть, я его больше твоего люблю.