Перебивая Чернышова, Куллыхан закричал:

— Мои мозги не гости в моей голове, они постоянно в ней!

— Вот это я хочу сказать: все, что ты делал, ты делал вполне сознательно, то есть обдумывая каждый свой шаг. Тебя поддерживали влиятельные люди в Ашхабаде, ныне —наши враги, а я не проявил достаточной настойчивости. В этом, конечно, большая моя ошибка. Из-за этой ошибки ты и получил возможность творить всякие безобразия, прикрываясь личиной преданности советской власти. Давно пора сорвать с тебя эту маску...

— Не тебе рассуждать об этом! — крикнул опять Куллыхан. — Есть люди повыше тебя! Меня и в Ташкенте знают!

— Ты хочешь сказать, что военный комиссар республики Осипов больше прислушивался к твоим советам? Мне это хорошо известно. Осипов со своим отрядом красноармейцев и нашими красногвардейцами мог легко разгромить Эзиза в Ак-Алане, но не ты ли отсоветовал ему это сделать? А вот теперь небольшой наш отряд красногвардейцев ты предлагаешь поставить под удар со стороны ашхабадских белогвардейцев и со стороны того же Эзиза. Ты хочешь всех нас, сидящих здесь, и всех наших красногвардейцев предать в руки врагов, так, что ли?..

Ашир, сидевший с винтовкой в руках, все время внимательно слушал, бросая яростные взгляды на Куллы-хана. При последних словах Чернышова он вскочил с места и крикнул:

— Иван! Лучше разделаться с негодяем раньше, чем он предаст нас!.. — И он загремел затвором винтовки.

Чернышов движением руки остановил его и продолжал свою речь:

— Надо вот над чем пораскинуть мозгами и Куллы-хану и некоторым другим... Советская власть — это власть огромного большинства народа. Ее не победят ни белые, ни англичане, которые стремятся захватить Туркестан. Правда, положение у нас очень тяжелое. Враги советской власти, надеясь на поддержку английских войск, обнаглели. Им удалось захватить некоторые города Туркестана. Но мы убеждены, что и на этот раз сумеем подавить мятеж и советское знамя будет развеваться над всей нашей землей. Пусть сегодня нам приходиться отступать, — завтра мы перейдем в наступление. Я уже говорил, что у нас еще нет приказа оставить Теджен, но только потому, что Ташкент не располагает полными сведениями о создавшейся обстановке. Мне стало известно, что бронепоезд белогвардейцев и их эшелоны уже двигаются на нас со стороны Ашхабада. Если Эзиз вздумает перерезать железную дорогу с востока, мы окажемся здесь в безнадежном положении и погибнем без всякой пользы для советской власти, Решение может быть только одно: мы должны отступить к Мары. Как председатель совета, я обязан сейчас взять в свои руки командование нашим небольшим отрядом красногвардейцев и всеми, кто пойдет сражаться за советскую власть. — Иван Тимофеевич бросил суровый взгляд на хромого писаря. — Понятно это тебе, Куллыхан? В качестве полновластного военного начальника я не буду советоваться и спорить, я буду приказывать и требовать беспрекословного повиновения. Приказываю: первое — тедженскому отряду Красной гвардии немедленно погрузиться в приготовленный на станции эшелон; второе — вооружить и присоединить к отряду всех рабочих и дейхан, которые добровольно изъявят желание отступить в Мары для дальнейшей борьбы с контрреволюцией; и третье — со всеми, кто будет противодействовать выполнению приказа, поступать по законам военного времени.

Такого крутого поворота Куллыхан не ожидал. Он выступил против Чернышова, считая, что командование отрядом по-прежнему остается в его руках. Что же теперь делать? Куллыхан мысленно перебирал людей, которые могли бы поднять оружие против Чернышова.

Их было немало в отряде, но они не присутствовали на заседании совета. А у Чернышева тут были Тайлы-Та-ган, Ашир, Мавы. Слишком поздно Куллыхан заметил в руках у них винтовки. Сильно подействовали на него и гневные слова Ашира. Идти сейчас на открытое неповиновение было бы глупо. Отстать от эшелона? Куллыхан подумал и решил, что это тоже бессмысленно: белые приняли бы его, перейди он на их сторону хотя бы с частью отряда, но вряд ли они пощадят ненужного им одиночку Куллыхана, работавшего в совете.

Вспомнив, что полковник Нияз-бек пообещал вздернуть его на виселицу, Куллыхан тяжело вздохнул, — оставалось только подчиниться Чернышову.

— Иван, я погорячился, — сказал он покаянным тоном,— ты ведь знаешь мой характер. Я понял, что действительно ошибся. Твое решение мудро. Я признаю тебя командующим и обещаю выполнять все твои приказы беспрекословно. Прости меня!..

— Поздно вздумал раскаиваться, — усмехнувшись, сказал Чернышев. — У нас нет времени проверять искренность твоего раскаяния, и потому я тебе приказываю: немедленно сдай оружие! Ашир Сахат, Мавы, — обернулся он к стоявшим у двери красногвардейцам, — передайте арестованного караульному начальнику, пусть приставит к нему часового. При первой же попытке к сопротивлению или бегству — стреляйте!

Вконец растерявшийся Куллыхан вскочил, намереваясь что-то сказать, но Чернышов махнул рукой:

— Разговор окончен!

Несколько вооруженных рабочих, членов совета, тоже поднялись со своих мест, готовые в случае необходимости пустить в ход оружие. Через минуту обезоруженный Куллыхан уже шел под конвоем, недоумевая, как могли так ошеломительно быстро рухнуть все его планы.

Ашир спросил:

— Иван, а может, не стоит таскать его с собой?

— Это дело военного трибунала, — ответил ему Чернышов.

Сделав еще несколько распоряжений, он объявил совет временно распущенным и огласил состав ревкома, которому отныне должна была принадлежать вся власть в Тедженском. районе. Затем, дождавшись возвращения Ашира, пригласил его в кабинет и сказал:

— Ашир, я хочу дать тебе очень опасное и ответственное поручение. Не думаю, что мы будем отступать дальше Мары. Вероятно, подойдут части Красной Армии из Ташкента и самое большее через неделю мы вернемся в Теджен. Может быть, даже двинемся в наступление на" Ашхабад. Но ты должен остаться здесь и поехать в аулы. Нужно сплотить всех дейхан, которые стоят за советскую власть, разъяснить им положение и поднять их на борьбу против наших общих врагов. Найди себе хороших помощников и начинай действовать здесь, в тылу у белых.

— А позволит ли действовать Эзиз?

— А ты не ожидай его разрешения, действуй так, чтобы лишить его опоры в аулах. По-моему, Эзиз двинется в погоню за нами. Только не забывай, что это очень опасное дело, — более опасное, чем встреча с врагом лицом к лицу. В руки белых не попадайся! Я уверен, что ты сумеешь выполнить поручение. Если тебе нужен помощник, возьми с собой Мавы.

— Нет, Мавы тебе больше нужен. Помощников себе я найду в аулах.

Чернышов, протянув руку, тепло посмотрел в глаза Аширу: