— Тетушка Бибиджамал, ты сама знаешь, что творится у нас теперь: хватают нашего брата, отправляют бог весть куда. Ведь и твой сын, я слышал, вытянул черный жребий?

— Так, милый, так, — подтвердила старуха, и из-под ее сморщенных век покатилась слеза.

— Ну вот, а какой-то Эзиз-хан, говорят, собирает народ, чтобы напасть на царя. Сегодня и в наш аул приезжал от него гонец и объявил, что завтра вечером выступят.

— И я об этом слышала, милый.

— Вот мы и решили за ночь слетать к Эзиз-хану, все выяснить.

— Молодец, сынок! Постарайся ради народа. Да пошлет тебе счастье создатель!

— Не беспокойся, тетушка Бибиджамал. Мы сумеем надеть на полковника огненную рубашку, кровью зальем всю его канцелярию. Будь спокойна, сын твой останется с тобой. Всю жизнь будешь любоваться им!

Айна поняла все, что хотел ей сказать Артык, глаза ее заулыбались.

Старуха, расчувствовавшись, присела возле своего кувшина, и видно было, что сегодня она не уйдет, а в сторону колодца шли уже новые люди. Артык сел на кобылку и искоса взглянул на Айну:

— Айна, девочка, подай-ка ведро! Нам предстоит долгий путь, не мешает хлебнуть два-три глотка.

— Подай, козочка, подай! — прошамкала старуха.

Айна отлила воду в свою тыкву и протянула облегченное ведро. Артык, принимая его, успел пожать ей руку. Тепло их рук достигло сердец. На мгновенье они жадно впились друг в друга глазами.

Попрощавшись, Артык помчался к поджидавшим его товарищам.

Три всадника, нахлестывая коней, успели домчаться до кибитки Эзиза еще до того, как аулы уснули. Артык соскочил с седла и огляделся вокруг. Несмотря на поздний час, у кибитки слышался шум голосов, толпились люди, раздавался топот коней. Всадники подъезжали и уезжали. Лишь только Эзизу дали знать, что прибыли представители еще одного аула, он велел позвать их к себе.

Артык вошел в кибитку и поздоровался. Перед ним стоял рослый и сильный человек с продолговатым лицом, на котором остались следы оспы. Борода у него была подстрижена, усы закручены кверху. В одежде его не было ничего особенного — полушелковый халат, кушак из козьего пуха, наброшенный на плечи чекмень из верблюжьей шерсти, на ногах — поношенные сапоги, на голове — черная папаха с длинными завитками.

После взаимных приветствий Эзиз неторопливо повел беседу:

— Ну, как — все мирно, спокойно в народе?

Артык бросил на Эзиза удивленный вгляд и встретил строгие, внимательно смотревшие на него глаза. «Наверно, испытывает меня», — подумал он и ответил:

— Как может повернуться язык сказать, что народ спокоен! Народ похож на стадо, в которое ворвался волк с оскаленными зубами.

Горячность Артыка понравилась Эзизу. Он спросил:

— Отважный юноша, ты откуда?

— Из аула Гоша.

— А, от берегов Кяля?

— Да.

— Как зовут тебя?

— Артык Бабалы.

Эзиз понял, что за человек перед ним. Расспросив о положении в ауле, он заговорил, с явным желанием быть красноречивым и вызвать к себе доверие:

— Артык, ты сказал верно. Насильники, во главе с негодяями чиновниками, довели народ до отчаяния. Терпеть дольше нет сил. Животное и то оказывает сопротивление, когда его тащат под нож. А мы люди — и мы не позволим, чтобы нам на шею набросили веревку и повели на смерть. — Эзиз посидел немного в раздумье, важно откашлялся и продолжал: — Чем бросать на произвол судьбы свои семьи и идти воевать за царя, нам лучше защищать свою собственную страну. Как говорят наши вероучители, — и это находится в согласии с мудрыми наставлениями шариата, — мусульманин может сражаться только под знаменем пророка. Я получил сведения, что наши сородичи из Мары и Ахала готовятся к нападению. Эти вести побудили и нас принять решение напасть на царское правительство, чтобы избавить туркмен от тыловых работ. Для этого мы и послали к народу своих гонцов. Подобно вам, приезжают люди из каждого аула. Все дают знать, что готовы к нападению.

— Эзиз-хан, скажи час — и мы нападем!

— Завтра ночью, перед рассветом.

В беседе с Артыком Эзиз слово в слово повторил то, что он уже говорил накануне перед дейханами своего аула — Бахши Мириша. Дейхане, не знавшие воинской повинности, приняли набор на тыловые работы как солдатчину. Эзиз вовремя поднял голос, указал путь к избавлению и неожиданно получил от народа звание хана.

Хотя задуманное Эзизом выступление казалось прямым следствием народного возмущения, на самом деле он давно горел желанием поднять восстание. «Надо напасть, перебить неверных!» — слышался ему неугомонный хриплый голос. Этот голос принадлежал его отцу, Чапык-сердару, старому главарю былых аламанов.

— Надо торопиться, — говорил Эзиз Артыку. — Сейчас, конечно, нет времени выделить боевую конницу, — нападать придется всем народом. Но чтобы не было беспорядка, надо, чтобы жители каждого аула знали, куда им идти и что делать. Тебя я назначаю главным над твоим аулом, а потом ты станешь начальником всех нукеров, которые соберутся с канала Кяль. Такие же назначения я сделаю и по всем другим аулам. Дейхане твоего аула пусть прямо нападают на город, а ты сам отбери себе сотню всадников и скачи с ними к южной будке, разбей там железную дорогу, сломай ноги поезду. Разрушить мост и перервать путь с севера я поручу другим.