Звонит телефон. Просто чудо, что некоторые предметы еще функционируют.

Я с трудом протягиваю руку.

— Алло, — говорит чей-то хриплый голос, по которому я узнаю нашего соседа Феликса Зелига. — Я на бульваре Дизенгоф. Это просто ужасно. Я могу поговорить со своей женой?

— Конечно. Тебе только надо набрать правильный номер.

— А я об этом даже и не подумал. Спасибо.

Я услышал глухой шорох падающего тела, и все стихло. Тем лучше. Долгий разговор утомил бы меня.

Движением руки я дал своей жене понять, что Феликс Зелиг, по всей видимости, умер.

— Известим Эрну, — вздохнула она. Летом мы вообще склонны к коротким предложениям. И к чтению криминальных романов. Да прольется на нас хоть иногда холодный дождичек.

Что нам надо сделать? Ах, да. Мы должны известить вдову Зелига, что ее муж пал смертью храбрых при защите бульвара Дизенгоф от жары.

Вдова Зелига жила через две стены. Как же нам до нее добраться?

С нечеловеческим напряжением я поднялся и сдвинул свое измученное тело к двери. Сквозь эту дверь я покинул нашу квартиру. Она захлопнулась за мной на замок.

Последним усилием я доплелся до лестничной клетке, чтобы, вывалив язык, хлебнуть немного воздуха, если он там, конечно, будет. Но его там не было.

Была только жара. Господи, Б-же, что за жара. Она высушивает мозг, если он там еще есть. Но его нет. И потому непонятно, зачем я на лестничной площадке.

И в самом деле. Что я тут забыл? Зачем я ушел из дома? Я хочу обратно домой.

Войти не удалось. Дверь была закрыта. Человек стоит перед собственной квартирой, где находится его собственная жена, и не может войти. Что же делать?

Жарко. Но будет еще жарче.

Я спущусь по лестнице и попрошу кого-нибудь сообщить моей жене, что я стою снаружи. Я могу также послать факс. Да, неплохое решение: факс.

Но как мне пройти на почтамт? И как назло никого, у кого можно спросить.

Показался автобус. Я вошел. И со мной жара.

— Ну, и? — спросили меня лихорадочно блестящие глаза водителя.

В кармане своей пижамы я обнаружил фунтовую банкноту и молча сунул ему в руку. Затем обратился к ближайшему пассажиру:

— Извините, куда едет этот автобус?

Мужчина медленно повернул ко мне свое лицо, и я никогда не забуду выражения на нем:

— Куда идет что?

— Автобус.

— Какой автобус?

И он спрятался в тени. Это было благоразумно с его стороны. И я тоже вышел.

— Эй, вы! — услышал я позади себя голос водителя, — С вас еще десять фунтов.

Я даже не повернулся. Противный педант.

На углу мне страшно захотелось мороженого. Большую порцию, смесь ванильного, шоколадного и клубничного. И всю эту порцию вывалить под рубашку. Так чего же я жду?

Ах, да, верно. Квартирная дверь захлопнулась на замок.

Грандиозная идея посетила меня: я должен позвонить во входную дверь.

Самая лучшая из всех жен при этом подумает, что кто-то хочет войти, и откроет. И почему я сразу не догадался?

Но где я живу? Где же? Вот проблема, которую надо решить.

Я ее решу. Только никакого волнения. Только не волноваться.

Спокойствие. Мозг работает, и все вокруг светло и ясно.

Я живу в трехэтажном доме, у которого окна выходят наружу. Где-то неподалеку. В одном из вон тех домов, которые выглядят одинаково. Особые приметы: один из жителей при последнем приступе жары получил ожоги третьей степени через два этажа. В каком же из них я живу? В каком?

Думать спокойно. Только спокойствие приведет к цели. И к раскаленной солнцем телефонной будке на углу. Это же просто. Поискать в телефонной книге. Надеюсь, страница с моей фамилией не сгорела.

С каким именем? Как меня зовут? Еще пару минут назад я помнил. Имя пляшет на языке. Но я его забыл. Я только знаю, что оно называется на "С".

На "С", как солнце.

Становится жарче. И мне все труднее держать голову. Впервые в жизни я наглядно вижу перед собой хамсин, наш несравненный местный жаропродукт: пурпурный образ из маленьких и больших красных точек, тут и там соединенных черточками, кривыми и двойным виски со льдом.

Со стороны бульвара Дизенгоф приблизилось нечто, в чем я с трудом признал человеческую фигуру, более того, — Феликса Зелига. Так он жив, несчастная собака. Он полз ко мне на всех четырех, оставляя за собой следы тонких струек пота. Наконец, он достиг меня. Он таращил на меня глаза, скалил зубы и рычал:

— Р-р-р.

— Р-р-р, — прорычал я ему в ответ, и так же упал на все четыре. Мы потерлись друг о друга боками, чтобы достичь полного взаимопонимания в том, что дальше поползем вместе, утробно бурча: р-р-р… хр-р-р… гр-р-р…