Как-то раз, после того, как я целых полчаса понапрасну прозанимался под дождем гимнастикой на Елисейских Полях, подъехал Номер Шесть и спросил:

"Куда?".

Промокший до нитки, я пролепетал: "Мне все равно. Только увезите меня отсюда, куда угодно".

— Это мне не по пути.

И он уехал. Он тебя быстро раскусит, парижский шофер. И этот, конечно же, понял, что как только я сяду в машину, то у меня появятся намерения, и я скажу, куда именно хочу ехать на его такси. Потому я изменил свою тактику. Я попытался интуитивно угадать, в каком направлении мог бы ехать шофер. Лишь бы не стать ему в тягость. И однажды мне чуть было не удалось реализовать свой план.

Дело было так: я торопился в Оперу, однако, пришлось добрых двадцать минут махать руками и заниматься гимнастикой. Внезапно рядом со мной остановился настоящий парижский таксист. Жан-Пьер с сигаретой в углу рта высунул голову из окошка и спросил:

— Куда?

И тут это произошло: Всевышний мне помог. Он едет в противоположном от Оперы направлении, сказал мне этот маленький Ури Геллер. Мой заказ, таким образом, был аннулирован. Я понял это каждой клеточкой.

— Тогда на Монмартр, — сказал я задушевным голосом.

Жан-Пьер приподнял брови — конечно же, он точно знал, что мне нужно в Оперу — и сказал:

— Садитесь!

В этот день я-таки ехал в настоящем парижском такси. Неважно, куда, неважно зачем, но я ехал. Я был на седьмом небе от счастья и тихо наслаждался этой таксистской удачей.

Спустя много времени, и даже сегодня, меня вновь и вновь охватывает эта волна удовлетворения. Забыт уже и обратный многочасовой пеший марш через ночной Париж, после которого я вынужден был в каком-то полутемном маленьком театре смотреть пьесу на совершенно непонятном языке, вместо того, чтобы быть в Опере… Все это неважно, главное, я ехал. Опер на свете много…

А потом я снова стоял под лунным светом на бровке улицы в Монмартре и, как обычно, занимался гимнастикой, кричал и стенал, молясь при этом по-еврейски и ругаясь по-венгерски, а такси приезжали и уезжали. И примерно через час интенсивных занятий гимнастикой я пустился в путь пешком… В три ночи, примерно на половине пути, я опустился на колени и заплакал. Но никто не останавливался. Они не из слабых, парижские таксисты, их не проведешь дешевым трюком с коленопреклонением и слезами. В утренних сумерках я подошел, наконец, к своему отелю.

— В следующий раз, мсье, — сказал мне ночной портье, — ищите себе комнату рядом с театром.

А потом настал тот удивительный день, когда первое же окрикнутое мною такси действительно остановилось. Возможно, этот парень был пьян или с ним было что-то еще. Я запрыгнул внутрь и назвал ему кинотеатр, в который собирался пойти.

— М-м-м, — пояснил мне Марсель. — Это мне не по пути.

— К сожалению, в этом я ничем не могу вам помочь.

Марсель вышел, сунул голову в окошко и пустил мне в лицо облако сигаретного дыма.

— У меня мотор барахлит, — прошипел он. — Выходи, свинья.

Не знаю, что мною двигало, но я остался на месте. Бледный, но стоящий на своем.

— Ну, так отремонтируйте же свой мотор, — прошипел я в ответ. — Я подожду.

Марсель, явно потрясенный, изменил свою тактику.

— Видите ли, мсье, — апеллировал он к моим добрым чувствам, — я вынужден жить на доходы от этого такси. У меня семья, мне надо кормить несколько детей и их старую мать. Если я повезу вас к этому сраному кинотеатру, я потеряю деньги, потому что на обратную дорогу я не найду пассажиров и вынужден буду впустую проехать несколько километров. Так что будьте человеком и выйдите.

Я оставался непоколебимым. Он был на голову ниже меня.

Марсель пожал плечами и скрылся в бистро на другой стороне улицы, чтобы подкрепиться порцией "Перно". Но я не сдвинулся с места. Я готов был вынести любые испытания. Но сдаться? Ни за что!

Я просидел там больше часа. Наконец, Марсель вернулся, без слов сел за руль, завел барахлящий мотор и отвез меня прямиком к моему кинотеатру. Он признал во мне достойного противника. Я дал ему большие чаевые. Излишне говорить, что сеанс свой я пропустил и вынужден был пешком возвратиться к своему отелю. Но чувство триумфа, которое ощутил я этим вечером, не займешь ни у одного человека.

Мой последний день в Париже принес мне последний опыт общения с парижскими таксистами. Шофер, который остановился передо мной где-то после полуночи на Монпарнасе, даже и не думал получать от меня какие бы то ни было инструкции.

— На север я не поеду, — проинформировал он меня сквозь свою сигарету.

— Впрочем, и на юг тоже. О Пляс Этуаль и не заикайтесь. Что касается чаевых, то, в конце концов, сейчас уже середина ночи…

— Об этом не беспокойтесь, — прервал я его. — Вот вам десять франков на чай, а я пойду пешком.