Семакгюс вскочил, но Николя быстро схватил его за плечи и силой заставил сесть. Семакгюс нехотя повиновался.

— Похоже, господин златоуст, ваша набожность прекрасно уживается с клеветой. Но помните, я ни на минуту не оставлю вас в покое, пока не найду своего слугу. Кстати, считаю нужным сообщить вам, что никакой он не раб, а такой же человек, как я, как господин Ле Флош и, быть может, даже как вы, господин кровопускатель.

Декарт судорожно сжимал ланцет, ни на минуту не выпуская из рук. Все трое молчали, пока, наконец, Николя холодным и уверенным тоном, изумившим обоих лекарей, не положил конец затянувшемуся спектаклю.

— Доктор Декарт, я вас выслушал и довожу до вашего сведения, что показания ваши будут проверены. Через некоторое время вас вызовут к судье, дабы тот допросил вас по делу об исчезновении комиссара Лардена, а также задал интересующие его вопросы об исчезновении Сен-Луи. Сударь, я к вашим услугам.

Николя уходил, уводя с собой Семакгюса, а вслед им летела очередная сентенция, изреченная Декартом:

— «От всех врагов моих я сделался поношением даже у соседей моих и страшилищем для знакомых моих» [12] .

Холодный воздух освежил непрошеных гостей Декарта. Обычно смуглое лицо Семакгюса сейчас напоминало красный кирпич; на виске лихорадочно билась тоненькая синяя жилка.

— Николя, я не убивал Сен-Луи. Надеюсь, вы мне верите?

— Верю. Но я также хотел бы верить и вашим рассказам о Лардене. Вы занесены в список подозреваемых, и, полагаю, понимаете, почему.

— Вы говорите так, словно Ларден уже мертв.

— Я этого не говорил.

— Почему вы помешали мне напомнить Декарту о том вечере у Полетты?

— Вы сами мне сказали: вряд ли его кто-нибудь успел опознать. Получается, ваше слово против его слова. Я жду, когда появятся свидетели, способные подтвердить ваше заявление. Но, если оставить в стороне ваши медицинские разногласия, скажите, почему он вас так ненавидит?

— Это не просто досужие споры, Николя. В основе их лежит давнее соперничество между врачами и хирургами. У меня лечатся несколько несчастных, а он считает, что я забрался на его территорию и переманиваю у него больных…

— Но вы же были друзьями?

— Знакомыми, не более того. Нас познакомил Ларден.

— Скажите, между вами и Луизой Ларден ничего нет?

Семакгюс запрокинул голову и устремил взор в ослепительно голубое небо. Поморгав, он перевел взор на напряженное лицо Николя, вздохнул, обнял молодого человека за плечи и тихо проговорил:

— Николя, мне приходится вновь напоминать вам, что вы еще очень молоды. Честно говоря, Луиза Ларден очень опасная женщина, и боюсь, вам не следует ей доверять.

— Это ответ на вопрос?

— Вот вам ответ: да, однажды я уступил ей.

— Ларден об этом знал?

— Не знаю, но нас застал Декарт.

— Это случилось давно?

— Почти год назад.

— Почему Декарт ничего не сказал?

— Потому что он находится в таком же положении. Если он начнет меня обвинять, обвинение может обернуться против него самого.

— А кто-нибудь видел Декарта с госпожой Ларден?

— Спросите Катрину, она все знает. А если знает Катрина, значит, знает и Мари, кухарка от нее ничего не скрывает.

Николя удовлетворенно улыбнулся и протянул Семакгюсу руку.

— Надеюсь, мы все еще друзья?

— Конечно, Николя. Мне как никому хочется, чтобы вы распутали это дело. И не забудьте, ради Бога, о бедняге Сен-Луи.

Отягощенный полученными сведениями и довольный вновь обретенной дружбой Семакгюса, Николя вернулся на улицу Нев-Сент-Огюстен. Он со злорадством подумал, что, пожалуй, господин де Сартин пока обойдется без доклада. Он явится к нему, когда сможет предъявить более существенные результаты своей работы. После их последней встречи он все еще держал обиду на Сартина.

Бурдо ждал его. Лицо инспектора выражало живейшее стремление поделиться своими достижениями. Среди отчетов городской стражи он нашел любопытное сообщение. В субботу 3 февраля, около шести часов утра, патруль, обходивший городские заставы, задержал некую Эмилию, торговку супом, и отвел ее в комиссариат квартала Тампль, где ее допросили. История, которую она рассказала, показалась столь невероятной, что ей не поверили, а показания записали исключительно для проформы. Старуху отпустили. Бурдо решил еще раз допросить ее. Шикарная куртизанка в юности, с возрастом Эмилия стала терять клиентуру; она опускалась все ниже и ниже, пока не оказалась на самом дне. Полиция не раз забирала ее за мелкие прегрешения, а потому найти ее труда не составляло. Бурдо прыгнул в карету, поехал за Эмилией, привез ее в Шатле, допросил и решил пока подержать ее за решеткой. Протокол допроса он протянул Николя.