— Теперь вам грозит уже не Бисетр, а кое-что похуже, — многозначительно произнес Николя. — Так что будьте добрым малым и расскажите мне, чем торговали вы с Рапасом? И откуда у вас в амбаре залитый кровью кабриолет?

Брикар еще больше съежился и исподлобья окинул Николя мрачным и недоверчивым взглядом.

— Мы всего лишь перекупщики, и только. Мы покупаем и продаем.

— Вы сами признаете, что боитесь попасть в сумасшедший дом, и в то же время утверждаете, что занимаетесь коммерцией! У вас концы с концами не сходятся.

— Это Рапас вел дела. Я ничего не знаю, я всего лишь помогал ему.

— Помогали чем?

— Находить подержанные вещи.

— А кабриолет тоже вы нашли?

— Это Рапас его сторговал.

Николя понял, что Брикар решил все валить на Рапаса, ибо тот уже не сможет его опровергнуть. Долгий рассказ о солдатской жизни явился отвлекающим маневром, попыткой увести следствие в сторону. Бывший солдат много говорил обо всем, что не имело отношения к делу, но молчал о главном. Пора заходить с другого конца.

— У вас часто болит отрезанная нога?

Вздохнув с облегчением, Брикар заглотил брошенную ему приманку.

— Ах, сударь, не переставая, она все время дает о себе знать, — многословно начал он, стремясь уйти от главной темы. — Поверите ли, я все время ее чувствую. Я чувствую ее, она у меня чешется, я даже чувствую, как у нее пальцы коченеют. Жалкое это занятие — чесать пустоту, а уж мука-то какая! А культя-то, культя, она-то живая… очень это тяжко!

— Ваша деревяшка, похоже, сделана из прочного дерева.

— Так точно! Ее мне вырезал один плотник из куска дубового лафета, разбитого при Фонтенуа. Эта деревяшка — мой старый товарищ, она никогда меня не подводила.

И он, подняв протез, сунул его под нос Николя. Молодой человек схватил его и дернул на себя. Брикар отлетел к стене, едва не врезавшись в нее головой.

— Черт подери, чего этот шпик от меня хочет? — выругался он.

— Ты отпетый лгун, — ответил Николя, — и я хочу немного проучить тебя.

Продолжая держать деревяшку Брикара, он вытащил из кармана мятый клочок бумаги и старательно приложил окованный железом конец протеза к бумажке.

— Так я и думал, — заявил он. — Жан-Батист Ланфан по прозвищу Брикар, я обвиняю вас в том, что ночью второго февраля вы вместе с вашим сообщником Рапасом приехали на Монфокон и выбросили там останки убитого человека. Останки вы привезли на телеге, запряженной одной лошадью.

Судя по испуганному взору, обвиняемый судорожно искал выход. Такой затравленный взгляд Николя однажды видел у лисы, попавшей в кольцо разъяренной своры. Николя не хотел доводить старого вояку до крайности, но надо было заставить его говорить. Сыщик отпустил протез, и тот с громким стуком ударился о пол.

— Все ложь и наговор, — запротестовал Брикар. — Я ничего не знаю. Отпустите меня. Я ничего не сделал. Я всего лишь несчастный солдат, ставший инвалидом! Я инвалид!

Он кричал в голос, и свет падал на его залитое потом лицо.

— Хотите, я вам напомню кое-какие подробности той поездки? — произнес Николя. — Откуда я знаю, что вы в ту ночь были на Монфоконе? На замерзшем снегу я нашел следы, — и он помахал перед носом Брикара своей бумажкой. — И знаете, какие? Маленький неровный шестиугольник, точь-в-точь такой, какой имеется на конце вашей деревяшки. Да, забыл сказать, на Монфоконе вы были не одни…

— Черт подери, там же никого, кроме Рапаса, не было… Пусть дьявол вас заберет!

— Благодарю, вы подтвердили, что приезжали в ту ночь на живодерню вместе с Рапасом. Но если вы продолжите все отрицать, придется устроить вам очную ставку со свидетелем, который видел вас там. Так что я в последний раз советую вам рассказать мне всю правду. Если вы по-прежнему будете упорствовать, вами займутся другие следователи, более опытные, и я не поручусь, что вы сохраните оставшуюся у вас ногу.

Жестокость собственных слов ужаснула Николя. И только шанс, который он предоставил Брикару, дабы тот сумел если не спасти свою жизнь, то, по крайней мере избавить себя от мучений, служил ему оправданием. Бывший солдат, несомненно, являлся преступником, но судить его за преступления, забыв о его несчастьях, толкнувших его на неправедный путь, Николя не мог. Представляя Брикара ребенком, молодым человеком, раненым солдатом, он чувствовал, что жизнь постоянно обходилась с несчастным инвалидом несправедливо.