Шрифт:
Именно поэтому в адрес следственной бригады все чаще поступали письма людей, желавших помочь раскрытию преступлений. В двух таких письмах говорилось о том, что в доме у Снегурова, где собирались Юхневич, Наливайко, Ягелло, Мороз, часто видели Владимира Зинькевича, двоюродного брата Наливайко. Это обстоятельство было очень важным для следствия потому, что оно помогало установить связь этой группы с Наливайко. Ведь и Снегуров и Юхневич категорически отрицали, что Наливайко бывал в их компании.
На одном из допросов, который вел Сацевич, Михаил Мороз рассказал, что Снегуров и Юхневич похитили с дорожного склада взрывчатку. Но деталей никаких он привести не мог потому, что рассказывал будто бы со слов одного из них.
Снегуров этот факт категорически отрицал. И тогда Карпович решил устроить очную ставку. Мороза и Снегурова свели вместе.
— Гражданин Мороз, — предложил Карпович, — расскажите, что вам известно о хищении взрывчатки с дорожного склада.
Мороз повторил свое прежнее показание.
— Ложь, — жестко сказал Снегуров и вдруг, словно спохватившись, изобразил на румяном лице улыбку и укоризненно заметил Морозу: — Ну зачем, Михаил, ты говоришь неправду? Откуда ты это взял про взрывчатку? Зачем она мне?
— А палец где же тебе оторвало? — спросил Мороз. — Не взрывчаткой?
— Отвечайте, Снегуров, — предложил Карпович.
— Пожалуйста. Палец я отрубил сам. Рубил дрова и неосторожно ударил по руке... Есть справка из больницы.
— Да, — сказал Карпович, — но вы ударили по правой руке. Каким образом?
— Я левша.
— А вот ваши родственники, — Сацевич подвинул к нему листки протокола допроса, — они это отрицают.
— Видите ли, — на секунду замялся Снегуров, — я почти одинаково владею и левой и правой рукой... Правая устала, я переложил топор в левую руку...
И Снегуров опять смотрел на следователей чистыми открытыми глазами, которые так и светились честностью и добродушием.
— Я мог бы вам поверить, Снегуров, — сказал Михаил Константинович, — но вот хирург, который делал вам операцию, утверждает, что кожа вокруг раны была обожжена. Хирургу вы сказали, что глушили рыбу на реке, и просили его записать в историю болезни, что палец отрублен, чтобы вас не привлекли за браконьерство. Хирург взял этот грех на душу, тем более что он и сам опасался, как бы у вас не началась гангрена. Ему так показалось. Поэтому он вам и выдал фиктивную справку.
Карпович внимательно наблюдал за Снегуровым. Кажется, спокойная уверенность покидала его.
— Кстати, — словно походя добавил следователь, — палец вы «отрубили» как раз на другой день после того, как пропала взрывчатка со склада.
— Хорошо, — совсем другим, низким голосом сказал Снегуров, — я расскажу.
Мороза увели.
— Взрывчатку привезли ко мне домой Юхневич и Наливайко. Я не знал, как с ней обращаться, и вот лишился пальца.
— А кто знал, как с ней обращаться?
— Наливайко. Он имел с ней дело во время войны.
— С какой целью похищена была взрывчатка?
Снегуров молчал. Голова его была низко опущена, обычно розовые щеки побледнели. Следователь повторил вопрос. Снегуров молчал.
— Хорошо, — сказал Карпович, — я вам помогу. Вы взорвали труп Ивана Полоза?
— Да.
— Расскажите обстоятельства убийства Полоза.
— Иван поначалу ходил к нам. Выпить самогону. У нас это зелье не переводилось. Сыграть в картишки. Но потом он вдруг от нас отошел и стал сотрудничать с участковым Гусевичем.
— После чего это произошло?
— Юхневич предложил Ивану запалить хату Киселева, бывшего председателя. Он отказался и обозвал Юхневича фашистом.
— И тогда вы подожгли его дом?
— Запалил Юхневич.
— Продолжайте.
— После того как у него сгорела часть хаты, Иван пообещал всех нас посадить в тюрьму. Мы решили его убрать.
— Как это было?
— По предложению Юхневича Михаил Мороз зазвал к себе Полоза постричься. А потом он ему сказал: «Ты знаешь, я слышал, сегодня ночью Юхневич собирается поджечь ремонтно-механическую мастерскую. Мы с тобой должны ему помешать. Пойдем». И они пошли туда. А мы их уже там ждали. Когда Иван вошел во двор, Юхневич из-за угла ударил его молотком по голове. И сказал при этом: «Так будет с каждым предателем».