Она снова поглядела на него, и глаза ее блеснули, как два прожектора.

– Но внутри - крепкая сталь.

Его слова явно ее озадачили.

– Что-то я тебя не понимаю.

– Я тоже, - рассмеялся Гарри.
– Может, еще по "каппуччино"?

– Да перестань, - резко бросила Лейк.
– Ну что ты теряешь?

Карен бросила на нее гневный взгляд, казалось, она обижена ее репликой.

– Как ты посмела? Как ты посмела прервать "Пороховой дым"? Людей депортируют отсюда и за менее безобидные проступки!

– Ты не посмеешь этого сделать, - с привычной грациозностью Лейк подбежала к телевизору и нажала кнопку.

– Послушай, ты избегаешь этого слишком долго. Ты позвонила этому парню, который работает над студенческим фильмом?

– Н-е-ет…

– Была ли ты хоть на одном прослушивании после приезда в Нью-Йорк?

– Н-е-е-ет… Но у меня нет текста, и мне так и не удалось найти приличную песню для исполнения, к тому же я еще только учусь…

– Извини, девочка, но так дело не пойдет, - Лейк надула губы, словно строгая учительница.
– На многих прослушиваниях читают с листа, ты можешь там петь что угодно, лишь бы знала наизусть слова, а если забыла, то придумывай по ходу сама. Я далеко не диво, но это не останавливает меня, и я иду на прослушивания и делаю из себя там идиотку. А что касается твоей учебы, - она выхватила из рук Карен журнал "Т/Гайд", который Карен не читала, а только делала вид, и бросила его на кофейный столик, - то театр - это такой бизнес, куда приходят очень рано. Нормальные люди начинают сценическую деятельность еще с пеленок.

Карен внимательно слушала ее.

– Ты хочешь сказать, что Маршал Диллон до сих пор мочится в штаны?…Фу… - она печально покачала головой.
– Если только мисс Китти узнает об этом…

– С тобой невозможно разговаривать, - включив телевизор, Лейк отправилась на кухню.
– Забудь об этом разговоре. Ты отвечаешь за себя сама. Продолжай прятаться в стенах Нью-Йоркского университета. Там создают кучу ролей для шестидесятилетних выпускниц.

– Лейк?
– обернувшись, она увидела, что осталась наедине с телевизором. Вдруг бесконечный треп начал ее раздражать. Она уменьшила громкость и стала смотреть, как на экране бесшумно передвигается Джим Арнесс.

– Послушай, Лейк, я боюсь, - тихо, примирительным тоном сказала она.

– В таком случае вступи в клуб.

Она увидела в руках Лейк большой пакет молока и пачку печенья "Саншайн Хайдрокс". Она бросила и то и другое на стол.

– Нам нужны стаканы?
– спросила она с сомнением в голосе.

– Но ведь их придется после этого мыть?

– Совершенно верно.

Лейк разорвала целлофановую обертку и передала Карен несколько печений.

– Послушай, все испытывают страх, дрожь в ногах перед первым прослушиванием. Вот почему его нужно преодолеть как можно быстрее. Ты не поверишь, какой трусихой оказалась я сама!

– На самом деле?

– На самом-самом деле, - передразнила она ее.
– Когда я пришла на свое первое серьезное прослушивание, то речь шла лишь о коммерческом ролике, рекламирующем уход за волосами. Но когда выяснилось, что речь идет не о местной, а общенациональной рекламе, мне показалось, что я немедленно умру.

– Неужели?

Карен вскрыла пакет с молоком, чтобы запить печенье.

– Ну и что произошло?

– Ну, прежде всего нужно сказать, что я явилась на прослушивание в старых голубых джинсах и ветхом рваном свитере. Настоящая профессионалка, не правда ли? В комнате полно красивых девиц любого размера, любых форм. И вот с такими шарами, - она вытянула руки вперед, чтобы продемонстрировать размер, - все как на подбор блондинки. А какие наряды! Умопомрачение! И вот, представь себе меня, которая практически теряется в их толпе в своем черном свитерочке, и этих девиц… Все они в соответствующих блондинистых тонах…

– Блондинистых тонах?

– Ну, знаешь, - Лейк нерешительно помахала перед собой руками.
– Коралловый цвет, цвет морской волны, все эти стекающие пастельные полутона, которые утомляют до смерти…

– Ах, вон оно что, - понимающе кивнула Карен, - блондинистые тона…

– Так вот. Записываешься, тебе дают копию текста, который нужно заучить наизусть. Бессмертная литература, должна тебе сказать, - Лейк надула губки и запустила ладони в прическу.
– В моем говорилось о норковом пальто для моего изнеженного тела, о паюсной икре для моего чувствительного неба, ну а что касается волос, то для этого и предназначался шампунь "Силкен ластр". Ох… Потому что каждая женщина заслуживает чуть-чуть роскоши. Ох… - Лейк перекрестила лоб.

Карен слабо улыбнулась. Она все равно испытывала непреодолимый страх перед перспективой прослушивания.

– Потом меня ведут читать этот текст, - продолжила Лейк.
– Текст также написан на большом куске картона, прикрепленном к камере, с большой дыркой посередине, куда проникает объектив. Тут появляется режиссер, этакий веселый бодрячок, как всегда, и говорит: "Ты не должна просто смотреть в камеру, ты должна заняться с ней любовью, дорогуша!" Клянусь, так и сказал. Вполне естественно, после таких слов я все напрочь перепутала. Я кончила тем, что мою волосы паюсной икрой, за завтраком ем норку, а ношу на себе шампунь "Силкен ластр". О Боже… Нужно ли говорить, что снова меня туда не позвали, - она сделала глоток из пакета, и у нее под носом появились седые усы… - Но у меня хватило сил отправиться на другое прослушивание…

– Я бы не пошла.

– Можешь мне поверить, пошла бы как миленькая, - устало сказала Лейк.

– Да, я знаю, - согласилась Карен, задумчиво жуя.
– Чтобы по-настоящему покончить с жизнью, нужно, чтобы тебя сбил автомобиль или напороться на гангстера с большим ножом. Но что будет, если я окажусь никудышной? Что, если моя игра окажется настолько плохой, что зрители станут надо мной потешаться? Я ведь просто умру, если не стану хорошей актрисой, по крайней мере умрет часть меня.