Штаны на правом колене прорвались, но нога ничего не чувствовала. Нет больше сил, уж лучше пуля. Рядом распластался радист, дергалось узкое худое лицо, провал рта хватал воздух. Сколько ему: семнадцать? Восемнадцать? Мальчишка.

— Брат, тебя как зовут? — прохрипел Женька.

— Евгений, Женя… — радист пытался взять автомат, не получалось, руки совсем ослабели. — Сколько еще, товарищ лейтенант?

— Да пустяки, еще столько же осталось. Дойдем, — Женька оглянулся.

Сверкала бухта, горел у пляжа катер. Остальные отошли, маневрировали. Пульсировали очереди ДШК, стучала «сорокапятка» «морского охотника».

— Вперед! — неразборчиво требовал где-то левее старлей.

— Слышь, тезка, не замерз? — Женька пытался перекричать гул выстрелов, взрывов и стук колотящегося у горла сердца.

— Куда там. Мокрый, как в бане, — выдохнул радист, упираясь лбом в исцарапанные руки.

— Так у тебя «Северок» на горбу? Должен холодить…

— То-то и трясет меня. А вас? Как же вы без очков?

— Так я в темноте лучше вижу, — прохрипел Женька — очки он снял еще внизу, похоже, подлая оптика в вещмешке даже не треснула. — Давай, тезка, не спи, замерзнешь.

Радист, плача и смеясь, поскребся вперед…

Вот они, стены адмиральского домика. Стрелял куда-то вверх старшина. Рвались сыплющиеся бесконечным градом гранаты. Женька помог отползти под уступ раненому.

— Автомат подай. Туда, правее держите, там пожиже, — все дергаясь в горячке и зажимая бок, простонал десантник.

— Вижу! — радист приподнялся на коленях. — Вон проход. Ступеньки…

— Не вставай! — Женька наконец разглядел вспышки за камнями, всадил туда очередь из ППС. — Обойти нужно.

Все равно выползли к ступенькам. Лежал за «Дегтяревым» сосредоточенный пулеметчик:

— Не суйтесь пока. У них там гранат цистерна…

Неожиданно Женька различил на площадке впереди знакомую фигуру — Катька вжалась спиной в стенку, выложенную камнем. Быстро, с ловкостью жонглера, швырнула прямо над головой две гранаты. Казалось, «лимонки» отскочат ей прямо на каску. Видимо, риск и вправду был — начальница нырнула за дерево… Наверху громыхнуло. Орали немцы. Правее тоже рвались гранаты. Прямо на сложенную из старинного камня отвесную стену, подсаживая друг друга, лезли десантники.

— Пошли! — пулеметчик выдал длинную очередь.

Женька и радист на пьяных, непослушных ногах кинулись к лестнице, откуда-то выскакивали еще бойцы. Выбралась, цепляясь за измочаленные ветви, Катрин:

— Живы? Балаболку свою берегите…

Женька зачерпнул струйку воды, текущую из трубы источника. Вода пахла каменной пылью, но все равно была вкусная. Тут же поддали сапогом пониже спины:

— Вперед! Какой пример показываешь, лейтенант? До фирменного джин-тоника потерпеть никак нельзя?

Между строений монастыря уже шел бой. Первый взвод сцепился с немцами. Задача была не задерживаться, идти дальше — к траншеям. Раненый старлей выпустил две зеленые ракеты — сигнал для бомбардировщиков…

Спуталось все. Ворвались в траншеи. Под гранатные взрывы, под многоголосое рычание. Женька сам рычал-кричал, только поэтому и знал, что «полундру» орали. Всадил очередь в немца с гранатой, почти в упор, мундир на животе упавшего обер-ефрейтора тлел в темноте. Бежали с обеих сторон немцы. Бойцы сжались, прячась от их пуль на дне траншеи, — Женька-«Северок» бил длинными в одну сторону, сам Женька резал в другую. Катрин распласталась за бруствером — у нее был ППШ с «рожком», — стреляла, неудобно выворачивая автомат. Требовал связь повторно раненый старлей. Потом лежали прямо на немецких трупах, — бог знает откуда били, плотно накрывая, свои же тяжелые минометы. При вспышках разрывов Женька видел подбитые рядами гвоздей сапоги унтера с раскроенным черепом. Все хотелось зачем-то угадать: здесь получал или успел в них твердь фатерлянда потоптать? Разорвет, и не узнаешь…

Но 120-мм мины легли все-таки с ювелирной точностью. Развеялась невыносимая гарь, но двинуться вперед не давал пулемет в дзоте…

Дзот залил бледно-оранжевыми струями уцелевший огнеметчик, упал сам, опустевший бак РОКС [50] прошило очередью — по плечам убитого потекли вялые языки огня. Ворвались в траншею. Старлея — командира роты — застрелили в спину. Женька швырял гранаты в блиндажи и глубокие «лисьи норы». Приходилось следить за «Северком»-копушей. Потом лихорадочно собирал гранаты с дохлых немцев. Мичман, принявший командование, кричал, чтобы тащили немецкий пулемет.

Немцы далеко не ушли, отчаянно контратаковали. Трофейный МГ скосил десятка два, но в траншею «гансы» все равно ворвались. ППС опустел, Женька хранил в «вальтере» два последних патрона, рубил лопаткой — норовил под каску или по пальцам. Прыгучий, как обезьяна, фельдфебель успел задеть, пропороть плечо штыком. Лопатка чавкнула, разрубила «гансу» горло…

— Продершимся, — едва выдавливал, пытаясь сплюнуть кровь, мичман — у него была сломана челюсть. — Швязь есть, порядок на корабле.