— Кому — им? — Сыскарь машинально принял саблю и поразился, как удобно легло ему в руку незнакомое оружие.

— Оборотням, кому же ещё. Один мой, один твой. Деньги пополам, всё по-честному. Давай, руби, тут мешкать нельзя.

— Да я не умею саблей орудовать, если честно, — признался Сыскарь.

— Не умеешь? Чудно. А мнится, до доброй драки охоч. Ну, учись тогда, пригодится. Вот так, резко, с оттяжкой, — он показал пустой рукой, как. — Сабля, дамасской стали, бриться можно. Сама всё сделает.

Отказаться, что ли? Не пойдёт. Сказал «а», говори и «б». Старый надёжный принцип, нарушение которого в подавляющем большинстве случаев создаёт массу проблем.

С саблей в руке он подошёл ко второму телу. По виду — мертвее не бывает.

Чёрт, как же… сразу и не сообразишь, одной рукой всё-таки неудобно.

Вспомнил, как покойный дед учил его рубить дрова, когда мама с папой привозили сыночка Андрюшу Сыскарёва в деревню на лето. Взялся за саблю обеими руками (фонарик передал новому товарищу: «Посвети»), поднял дамасскую сталь над головой, рубанул, приседая.

Оп-па, получилось. Вот тело, а вот и голова. Отдельно.

— Славно, — весело прокомментировали сбоку. — Утром отнесём в усадьбу, денег возьмём. Будет на что выпить-закусить. Тебя как звать-то, друг?

— Андрей, — сказал Сыскарь, отдавая саблю и забирая фонарик. — А тебя?

— Симай.

— Будем знакомы, Симай. — Сыскарь протянул руку. — Спасибо тебе за помощь.

— Право рука, лево сердце. — Симай протянул правую, левую прижал к груди. — Теперь мы товарищи.

Рука у Симая оказалась крепкая и, как показалось Сыскарю, очень горячая.

Они вернулись к костру, подбросили веток в огонь, Симай достал из холщовой сумки кусок черного хлеба, завёрнутый в тряпицу, разломил на две равные части, одну протянул Сыскарю:

— Держи. Не знаю, как тебе, а мне после драки всегда жрать охота. Постой, не ешь, сальцо ещё.

На пляшущий свет костра из той же сумки появился шмат сала. Новый знакомец засапожным ножом ловко отчекрыжил от него два ровненьких пласта, положил сверху на хлеб Сыскарю и себе.

— Вот теперь можно. Эх, к такому бы куску да добрый глоток, и совсем хорошо. Но нету. Я хмельное с собой на охоту никогда не беру. Ну, разве что в самых особых случаях.

— У меня есть вообще-то, — сказал Сыскарь. — Только сомневаюсь я в нём.

— В хмельном? — искренне удивился Симай.

— Ну да. Есть у меня подозрение, что с ним что-то не так. Как бы не подмешана туда гадость какая. — Сыскарь поймал себя на том, что невольно продолжает подстраиваться под речь Симая, старается избегать современных привычных словечек и выражений. Впрочем, этому он научился, ещё работая опером. Хочешь разговорить человека — постарайся стать для него своим, войди в доверие. А значит, в числе прочего, и общайся с ним на одном языке.

— А отчего ты так решил?

— Да уж больно странные вещи со мной начали происходить после того, как я его хлебнул. Всего-то один маленький глоток и сделал, а… — Сыскарь умолк, не зная, стоит ли продолжать и тут же поймал на себе внимательный, с прищуром, взгляд Симая.

— На пьяного ты не похож, — заявил Симай. — На умалишённого или, скажем, очумевшего от какого зелья — тоже. Но об этом мы после погуторим. Давай-ка сюда своё хмельное, я тебе скажу, можно его пить или нет.

Сыскарь отдал флягу.

— Ух какая, — одобрительно хмыкнул Симай, с интересом вертя её в руках. — У тебя, Андрюха, гляжу, что не вещь, то хитрая загадка. Да и сам ты парень не простой. Хоть и потерянный. Но не боись, со мной не пропадёшь… Как её открыть-то?

Сыскарь взял флягу и показал как.

— Хитро! — восхитился новый товарищ. — Пробка с винтовой нарезкой. Завинтил и хоть на голове стой — ни капли не прольётся. Большие гроши можно на этом зашибить, если с умом подойти. А, как думаешь, Андрюха? — Он подмигнул Сыскарю бедовым чёрным глазом, понюхал содержимое фляги, одобрительно хмыкнул, вылил несколько капель на ладонь, лизнул, причмокнул, прислушался к ощущениям.

— Можно, — вынес вердикт. — Я зелье сразу чую. Ну что, за знакомство? И хлебушком с сальцом закусим.

— Давай, — махнул рукой Сыскарь. — Хуже уже всё равно не будет.

— Здесь ты не прав! — оптимистично заметил Симай. — Пока человек жив, ему всегда может быть хуже.

И приложился к фляге.

Хлеб и сало пришлись как нельзя кстати — Сыскарь и не думал, что настолько проголодался. Так что угощение он умял в полминуты и сразу же почувствовал, как прибавилось сил. Да и в голове несмотря на виски прояснилось.