У дверей возмущался генерал:

— Развели бардак, господа. Девки полуголые, босые, дети слабоумные. Сплошное юродство. И это мы всерьез рассуждаем? Стыдно, господа! Разговариваем черт знает с кем. Балаган, господа. Оперетка!

Генерал убрался за дверь. Прот всё дергался, сучил ногами. Вокруг стояла крепкая вонь нашатыря.

— Проветрить комнату прикажите, — сказала Катя доктору. — И что-нибудь освежающего. Лучше пива.

— Пива? — изумился доктор.

— Так рекомендовали. В качестве смягчающего средства. Профессор говорил, я же не сама придумала.

Доктор зашептался с подполковником. Прот, часто-часто дыша, повернул слепое лицо. Вдруг на миг показались зрачки и мальчик отчетливо подмигнул.

Вита шмыгнула носом.

— Цыц, Витка! — зашипела Катя. — Ты не пророк, пацан. Ты — шикарный симулянт, Станиславский позавидует. В норме?

— Почти. Уж очень насели.

— Ладно. Продолжай осторожненько.

Вернулся доктор:

— Послали в Сабуровскую клинику. Необходима подробная консультация специалиста.

— Можно и обойтись. Он успокаивается.

Прот действительно задышал глубже и спокойнее. Крепче уцепился за руку Виты.

— Состояние ребенка стабилизируется, — глубокомысленно заметил доктор.

По ногам ходил сквознячок. Разведгруппа сидела за ломберным столиком с драным зеленым сукном. Катя, проглотившая стакан пива, находилась в умиротворенном состоянии духа. Платок с головы стащила, кое-как пригладила взмокшие волосы. Нормально. Расстреливать никто пока не собирался, и вообще троицу временно оставили в покое. Только за распахнутыми дверями залы маячил часовой. Окно открыто, шелестит залитая солнцем крона каштана — уходи, не хочу. Нет, на всякие мелкие провокации мы не поддадимся.

Подполковник курил в коридоре. Катя чувствовала аромат хорошего табака. Под присмотром, под надзором. Ничего не решили, ничего не прояснили. Разве что поднатужились и его толстое генеральское превосходительство абсолютно из себя вывели. И что генерал так разорался?

— Я ему про мальчиков кровавых сказал, — прошептал Прот.

Катя дернула подбородком. Резковат сегодня парень, в лоб режет, и даже не скрывает, что окружающие у него как на ладони. Впрочем, нервишки сегодня у всех на приделе.

— Про мальчиков? Хм… В личном, так сказать, смысле? При всех ляпнул? Едва ли его превосходительство к тебе особой благожелательностью проникнется.

— Обойдусь. Я про "мальчиков кровавых в глазах" красиво прорек. Не все поняли. Кто понял, промолчит. И вообще, этот жирный боров пьян. Меня церковным огарком обозвал, а сам дышит, как босяк.

— Перегар — это нормально. В традициях русского офицерства, — пробормотала Катя.

Багровая физиономия генерала казалась ей смутно знакомой. Нужно было лучше фотографии рассматривать. В памяти фото руководства Добрармии слилось в единую череду благообразных одухотворенных лиц. Впрочем, так же, как и физиономии советской армейской верхушки. Фото на экране монитора похожи друг на друга, не запомнишь даже, кто бритый, кто бородатый. Ну и черт с ними.

— А он… действительно маньяк? Надо же…

— Нет, — Прот устало улыбнулся. — Пьяница он. Про "кровавых" это я так, для выразительности. Хотя молоденьких он действительно любит.

— Я вас совсем не розумею, — робко пошептала Вита. — Вы про що вообще говорите?

— Да не важно, — мальчик вяло махнул кистью. Сквозь загар ярко выступили царапины и хрупкие костяшки пальцев. — Все это не важно. Катя, я плохо сыграл. Неубедительно. Они меня за убогого держали, вот я и стал убогим. Пусть подавятся. Не удержался.

— Ничего-ничего, — пробормотала Катя. — Проскочили. В общем-то ты осознал, какого им хрена нужно было?

— По-моему, они всерьез надеялись, что я истину предреку, — Прот удобнее устроился, оперся затылком о плечо Виты. Девчонка не возражала. — Я, Екатерина Георгиевна, полагаю, что они в полнейшей растерянности, раз на блаженного надежду имеют. Смешно. Я, может, искры и в прошлом, и в будущем различаю, но разве до истины дотягиваюсь? Истину только ОН знает.

Катя кивнула:

— Каждому по способностям. Да не позволят нам боги надмировую истину во всей красе разглядеть. Ладно, прорвемся. Кормить-то нас здесь будут? Никакого уважения к пророкам и сопровождающим их лицам. Кстати, поп, что приезжал, он куда сгинул?

— Протоиерей Феофан? Он личность мою удостоверил и убег, — Прот грустно улыбнулся. — Он в епархии лицо известное. В монастырь к нам не раз наведывался, меня знает. Оттого и к руке приложиться не дал.

— Что, тоже по ганимедам слаб?