Она, конечно, может осуждать двойные стандарты в отношении сексуального поведения мужчин и женщин, думала Эстелл уныло, выходя вслед за своим молчаливым спутником в дождливую черноту ночи, но сама отчасти находится под влиянием этих стандартов, ибо в противном случае ее не мучили бы так тревожные воспоминания.

— Ты можешь как угодно относиться к этому, — прорычал он, когда они сели в такси. — И меня бы это не трогало, если бы мы случайно познакомились на каком-нибудь приеме или просто на улице. Но черт возьми, Эстелл, мы вместе работаем, живем в одном доме… Не говорить об этом неразумно!

— Стивен, это один из периодов моей жизни, о котором я просто хочу забыть! — возразила она; то, что к его аргументу невозможно было придраться, еще больше расстроило ее.

— И наплевать на то, что это также и часть моей жизни?

— Но ведь именно ты «подобрал» меня, совершенно незнакомую женщину.

— Разве? — спросил он дрожащим от гнева голосом. — Ну хорошо, мне кажется, я вел себя не слишком плохо для человека с улицы.

— Меня тошнит от мужчин и их двойных стандартов! — неожиданно взорвалась Эстелл. — Ты считаешь, что вел себя не слишком плохо для человека с улицы! Что под этим подразумевается? Что ты был абсолютно невинным и я лишила тебя первозданной чистоты в ту ночь? Знаешь что? Эта женщина, Джесс, была не права в отношении тебя! Тебе свойственны не столько моральные принципы, сколько безграничное ханжеское притворство!

— Может быть, ты и права… — прошептал он, роясь в кармане в поисках бумажника, когда такси подъехало к дому.

Продолжения не последовало, и Эстелл выскользнула из машины с намерением как можно скорее пробраться в свою комнату, но вдруг обнаружила, что у нее нет ключей.

— Пожалуйста, не убегай… Эстелл! — проговорил он, открывая дверь.

— В чем дело? — спросила она устало. — Я не хочу говорить на эту тему! Неужели ты не понимаешь, что все может кончиться заявлениями, о которых мы оба, возможно, потом пожалеем!

— Человек, в которого ты была влюблена, — продолжал он решительно, не обращая внимания на ее слова, — он был до или после меня?

— Стивен, пожалуйста! Чего ты добиваешься? — Человек, которого она любила… Недоброе предчувствие кольнуло ее. Сейчас что-то разъяснится…

— Эстелл, для меня это имеет значение!

— Он был… до тебя.

Она вздрогнула, когда он, протянув руку, мягко дотронулся до ее лица, но не протестовала, задумавшись, почему она солгала.

— Эстелл, почему ты всегда вздрагиваешь, когда я прикасаюсь к тебе? — спросил он грустно.

— Потому что я боюсь, — вырвалось у нее. Боюсь потому, что никого не любила ни до него, ни после, с новой силой поняла Эстелл. Если она и любила кого-нибудь, то только его.

— Меня или себя? — спросил он. — Или мужчин вообще?

— Стивен, этот разговор ни к чему не приведет!

— Твое нежелание отвечать свидетельствует о том, что ты недооцениваешь мужскую гордость, — сухо заметил он.

— Мужскую гордость?

— Мужчины обычно беснуются, не впадая в неистовство, присущее отвергнутой женщине, — медлительно протянул он. — Но я бы сказал, что отвергнутая женщина гораздо менее опасна, чем мужчина с уязвленной гордостью!

Слова застряли у Эстелл в горле: ее разрывали на части многочисленные «если», «но» и «может быть» и, что хуже всего, в ней крепла убежденность, что она любит его, в то время как он просто обеспокоен своим мужским имиджем!

— Боже мой, что с тобой?

— Поразительно, сколь многого могут добиться мужчины при помощи их священного и неприкосновенного самолюбия! — воскликнула она с отвращением. — Уверена, что, если тщательно изучить причины войн, то каждый раз с содроганием можно обнаружить среди них драгоценное мужское самолюбие!

— Думаю, нам следует обсудить это за стаканчиком вина, — с кривой улыбкой проговорил Стивен и, взяв у нее пальто, повесил вместе со своим на вешалку. — Мне не хочется заканчивать разговор мужчиной, из-за священного самолюбия которого вот-вот разгорится война между мной и тобой!

Она вдруг с удивлением обнаружила, что идет следом за ним в гостиную.

— Что бы ты хотела выпить? — спросил он.

— Какой-нибудь ликер. А вообще мне все равно. — Ей не следует ничего пить, убеждала она себя, она должна немедленно отправиться в свою комнату… А еще лучше было бы ей вовсе никогда не приезжать в Ирландию.

— Темно-голубая ночь… — невнятно пробормотал он, передавая ей бокал, но говорил так тихо, что Эстелл не была уверена, что правильно расслышала. — Это подчеркивает твою красоту!