Шрифт:
– Суден нет.
– Человек писать хочет.
– Суден нет!
Нина Павловна сама тридцать пять лет проработала медсестрой в интернате и знала, как поступать в подобных случаях:
– Передайте этой на посту, что я сейчас выброшусь из окна!
Через пять минут медсестра приносит какое-то старое ведро и даже помогает Нине Павловне его освоить.
– Смените мне наволочку!
– Наволочки кончились.
– А сволочи не скончались?
Перебранка продолжается на новом уровне.
Нина Павловна мечтает только об одном: дожить до понедельника и дождаться лечащего врача.
Наша врач Вера Сергеевна такая умница и такая милая, что от одного взгляда выздоравливаешь. Вот уж что на Руси никогда не переведется, так это красивые и добрые женщины. Заходит в палату, а мы сразу улыбаемся. Разглядываем, как одета, как причесана. Ждем, когда она каждого приободрит нужными словами.
Я попала в больницу с осложнениями после ангины.
Впервые увидев мои опухшие, в красных узлах ноги, Вера Сергеевна страшно возмутилась:
– Как можно так не любить себя! Не лечиться, не беречься... Немедленно полюбите, иначе никакие лекарства не помогут.
Я долго думала над тем, как полюбить себя. Меня этому не учили. И решила, что, наверное, надо побольше есть, и налегла на печенье и яблоки.
Палата заполняется больными постепенно.
Мария Александровна едва вошла, сразу притянула к себе взгляды. Лицо ясное. Волосы березового цвета. На руки и ноги смотреть страшно – изуродованы ревматоидным артритом – узловатые, искореженные, как корни деревьев на каменистой почве.
По установившейся в палате традиции рассказывает о себе:
– Приехала в гости к детям и сразу в больницу угодила. В городе зараза всякая, бронхит подцепила. То ли дело в деревне – от одного воздуха оживаешь. Двадцать лет назад врачи меня приговорили к инвалидной коляске: обещали полную неподвижность суставов. Я решила: раз так – поеду умирать на родину, в Вологодскую область. Мне тогда пятьдесят пять было. – Мария улыбнулась и поправила платок на седой голове. – И уж сколько лет я от родимой земли питаюсь. Не отпускает она меня. Огород потихоньку копаю, чего вырастет – большую часть людям отдаю, себе немного оставляю. Я вам так скажу: на земле лечиться проще. В городе два года по больницам таскали, гормонами пичкали. Хорошо, один знакомый врач просто-таки приказал: бросай таблетки, иначе выгоришь изнутри. А в деревне столько лекарства природного: на суставы – глину положу, на спину пшенную кашу горячую, обертывания со скипидаром, баня с травами. Но главное – вера... Раньше я о Боге не думала, жила себе – модница-сковородница, ветер в голове. Может, Господь и приговорил меня к болезни, чтоб одумалась, душой перевернулась. Утром проснешься, суставы болят невыносимо, ни единой покойной точки в теле. Но я молитву прочту и со словом Божьим потихоньку расхаживаюсь. В деревне не засидишься. Список дел длинный – до ночи едва успеваю. Три года назад часовню начала строить. Собираю пожертвования, сама работаю на стройке, деревенские помогают. Стены поставили, этим летом купол возведем. Пьяницы и те приходят, спрашивают: «Чем помочь?» Я за всех молюсь. Главное – желать всем добра, и тогда оно вернется большой силой.
Вечерами, уложив всех по кроватям, Мария подолгу читает молитвы, и мы, слушая ее, засыпаем. Такого удивительного покоя не добиться ни сказками, ни таблетками.
За окнами желтеет замороженный ананасный ломтик луны, и тихое бормотание благочестивой старушки уносит нас в райские сны.
После гриппа Нина Павловна беспрестанно кашляет в своем углу, ворчит и поправляться не хочет.
Вера Сергеевна разводит руками, не зная, что делать с трудной больной: и инфаркт, и характер, а тут еще и простуда.
От сильного кашля у Нины Павловны моча не держится, намокают простыни и нижнее белье. В больнице ее никто не навещает. Только представитель собеса иногда приносит по списку продукты. Но и ест она неохотно.
Иногда, чтобы саму себя подбодрить, напевает смешную частушку:
При царе, при Николашке, Ели белые барашки...А теперя Исполком —Всю мякину изотрем.Неожиданно Аленкина мама, каждый день навещавшая дочь, подарила Нине Павловне солидную пачку трусов – новых.
– Это еще из советских запасов – фельдиперсовые. И панталоны с начесом. Носите на здоровье.
Нина Павловна живо примерила фильдиперсовые, затем натянула синие панталоны до колен и просияла.
– Да-а, делали же раньше вещи! Господи, какие были времена! Как к людям относились по-доброму, помогали друг другу.
– Может, оттого, что еще войну помнили, – предположила Аленкина мама. – И жизнь была всем в радость.
Две пожилые женщины быстро нашли общий язык.
– А помните колбасу по рубль двадцать?
– А кости по шестьдесят четыре копейки за килограмм? Какие были кости! Да что там кости, молодость была!
На следующий день мама Аленки принесла из дома и надарила Нине Павловне разных кофточек и юбок.
Старушка приподнялась с кровати, расчесалась, откопала зеркало.
– Ты бы мне помыться помогла, родная... – попросила она благодетельницу.
– И я тоже помогу! – вызвалась Аленка.
Вдвоем с матерью они приготовили для восьмидесятилетней Нины Павловны ванную и устроили ей банный день. После чего нарядили старуху как куклу, повязали платок, налили ей чаю с малиновым вареньем.