Шрифт:
О, он охотно бы положил живот свой за обездоленных и угнетенных! Что значит жизнь? Отец его рисковал же ею!
Так часто думал юноша, и думы эти не выходили у него из головы. Недаром он с таким восторгом перечитывал биографии Гуса * и Савонаролы * , попавшиеся в библиотеке отца.
Вася усердно готовился к экзамену. Он сделает, как хочет отец, и, кроме того, приобретет знания — отец в этом прав, — но ни за что он не употребит эти знания во зло другим. Но сколько ждать времени? Оно, впрочем, пройдет с пользою, он укрепит свое тело.
Так думал Вася, усердно следуя своей программе. Он вставал очень рано, делал гимнастику, потом занимался какою-нибудь физической работой, возвращался домой, занимался и после обеда читал. Читал он, обыкновенно, книги, описывающие быт крестьян, или исторические сочинения, делал заметки у себя в тетради; мысли же и факты, особенно его поражавшие, он записывал в свой дневник. По вечерам он ходил гулять и часто заходил в деревню к знакомым крестьянам. Он любил слушать о крестьянском житье, и речи с одной и той же унылой нотой глубоко западали в его чуткое сердце. Молодого барчука любили и звали его «чудным».
Иван Андреевич нередко беседовал с Васей и должен был сознаться, что он совсем ошибался, назвав юношу неучем. Скромный и застенчивый Вася никогда не бросался в глаза, но при разговорах с отцом он подчас выказывал такую начитанность, особенно по истории, что отец удивленно спросил однажды:
— Да откуда ты все это знаешь?
— Из твоей же библиотеки.
— Когда же ты успел?
— Слава богу, полтора года прожил здесь!
— Ах ты какой! И хоть бы сказал когда!.. — с любовью заметил Иван Андреевич.
Отец был очень рад, что Вася поступит в технологический институт — Вася в академию не пожелал, — но все-таки видел, что беседы его не переубедят юношу. Отец звал сына не туда, куда стремился юноша. Он предлагал ему счастие, а сын искал креста.
Марья Степановна тревожно смотрела на Васю. Она нередко спрашивала: «Что с ним? Здоров ли он?»
— Ничего, мама, не беспокойся, я здоров.
— Но отчего ты такой нелюдим?
— Так уж… Разве это тебя огорчает?
— Тебя жаль. Мне все кажется, что ты болен. Не остаться ли тебе еще годик в деревне?
— Нет, я поеду. А ты не беспокойся.
И он обвил шею матери своими длинными руками и нежно глядел ей в глаза. А мать тоже смотрела долго на него, и вдруг ей сделалось жаль сына. Ее поразило что-то особенное в этом нежном, страдальческом взгляде, и почему-то показалось ей, что сын не жилец на свете. Слезы тихо закапали из ее глаз.
— Ты что это? Не плачь, дорогая!..
— Милый мой!..
— К чему плакать? Разве я такой жалкий?
— Нет, нет. Так… взгрустнулось.
Вася долго сидел около матери и все старался ее успокоить. Она сквозь слезы улыбнулась, улыбнулся и он.
Однажды Вася откуда-то пришел домой со связкой книг, необыкновенно взволнованный и возбужденный.
— Что с тобой, Вася? Откуда ты? — остановил его Николай, пораженный встревоженным видом брата.
— От Прокофьева. Он мне книг дал.
— Разве он приехал?
— Две недели тому назад.
— Покажи-ка, что за книги?.. Ого!.. — протянул Николай. — Книги все хорошие. Да разве ты, Вася, знаешь французский язык?
— Ничего себе, знаю. Читать могу свободно.
— Когда ты это успел?
— Да здесь.
— А это что за список у тебя из кармана торчит? Можно взглянуть?
— Смотри.
Николай пробежал длинный список книг и проговорил:
— Список превосходный. Это на что же?
— Прочитать надо.
— Прокофьев советовал?
— Да.
— У него книг, видно, много?
— Ах, если бы ты знал, Коля, сколько у него книг! Вся комната завалена книгами, и все такими. А сам-то как живет, — тут же и кровать; скромно-скромно живет. Я у него целое утро провел и целый бы день остался, да ему некогда. Он пошел рабочим лекции читать.
— Лекции?
— Как он говорит! То есть не то, что хорошо… нет, и хорошо, а знаешь ли, — так никто не говорил, то есть я не слыхал. Никто! Знаешь ли, Коля, — все, о чем я думал, что меня мучит, он понял… Нет, Коля, это такой человек, такой…