Шрифт:
Надежда Петровна воспользовалась наступившим затишьем и пригласила гостей в другие комнаты. Все поднялись с мест и перешли в гостиную и кабинет Надежды Петровны — изящное гнездышко, освещенное мягким светом голубого фонаря. Все разбились по группам; около Присухина образовался кружок; он рассказывал какой-то анекдот при общем хохоте: рыженький господин хохотал более всех. Нескромный литератор нашел жертву в полной барыне и оживленно ей объяснял, как трудно высказаться.
Николай заметил, что Негожев уже скрылся, а худой господин, его сосед за столом, отыскивал шляпу.
— Куда, куда? Еще так рано! — остановила его хозяйка.
— Голова болит, Надежда Петровна.
— И, полноте!.. Вы нам что-нибудь сыграете из вашей новой оперы? Говорят, прелестная вещь.
И она решительно взяла от него шляпу.
Худой господин остался, но за рояль не сел, а забился в угол и стал перелистывать альбом.
— Не правда ли, сегодня Алексей Алексеевич в ударе? — обратилась Надежда Петровна к Николаю.
— Да, он недурно говорит.
— Недурно, — что вы! Дайте-ка нам парламент!
Но так как молодой человек не мог никак дать парламента, то Надежда Петровна уже оставила его и подсела к Любарскому, заметив, что он один.
Николай начинал скучать между незнакомыми людьми. Он прошел в кабинет Надежды Петровны; там сидели дамы и неизменно ораторствовал Горлицын, и только что приехавший из театра молодой господин рассказывал о том, как мила была сегодня Паска * .
Евгения Сергеевна усадила Николая возле себя.
— Долго же вы собирались к нам, Николай Иванович! — любезно упрекнула его Евгения.
— Все некогда было, Евгения Сергеевна.
— Много работаете? Пишете что-нибудь?
— Пока больше бездельничаю! — засмеялся Николай.
— Это нехорошо!
— Пожалуй, что даже дурно.
— Способные люди теперь должны работать! — внушительно заметила Евгения.
— Так я желал бы быть неспособным, — пошутил Николай. — А вы что поделываете хорошего?
— Немного хорошего.
— Однако?
— Хожу на курсы. Штудирую Лессинга * .
— Лессинга?
— У нас целый кружок составился. Собираемся раз в неделю. Составляем рефераты…
— И велик ваш кружок?
— Человек двадцать. Алексей Алексеевич — инициатор… Не хотите ли к нам? Очень интересно.
— Не сомневаюсь, но только…
— Не хотите? — засмеялась Евгения.
— Нет.
«Бедняжка! — подумал Николай. — Изучала Спенсера, изучала химию, теперь штудирует Лессинга, а все-таки не выходит замуж! А ведь очень недурна, особенно сегодня!»
— А как поживает за границей Нина Сергеевна?
— Она здесь.
— Как здесь? — воскликнул Николай.
— Так, в Петербурге. Неделю тому назад вернулась, совсем неожиданно. Никто и не думал. Она уехала на год, а пробыла всего пять месяцев.
— Вот как!
— Она, верно, скоро будет в опере сегодня.
Николай очень обрадовался этой новости. Эта загадочная женщина положительно раздражала его любопытство с тех пор, как он нечаянно узнал ее интимную историю. Он был почти уверен, что ее отъезд за границу имел связь с отъездом Прокофьева из деревни.
Он нарочно заговорил о деревенской жизни летом и, между прочим, вскользь спросил у Евгении Сергеевны, не слышала ли она чего-нибудь о Прокофьеве.
— Об управляющем? Нет. Ведь он уехал в начале сентября на три дня в Петербург по делам и не вернулся. Он опасно заболел и известил, что должен отказаться от места. Вы его не встречали после приезда?
— Нет.
— Странный господин. Очень загадочный!
— Чем же?
— Он нас всех заинтриговал после того, как у нас разыскивали какого-то Мирзоева, бежавшего из Сибири. Слышали?
— Как же, слышал.
— Поиски были дня через три после отъезда Прокофьева. Приметы очень похожи. Мама тогда перетрусила. Она ждала, что Прокофьев вернется, как вдруг она получает письмо от Прокофьева, в котором он извещает о болезни и отказывается от места. Мама еще более перепугалась и не знала, как быть ей с письмом. Алексей Алексеевич советовал послать его к губернатору для собственного спокойствия.
— И послали?
— То-то нет. Нина убедила не делать этого и удивительно хохотала над этими страхами. По ее мнению, Прокофьев не скрывался бы так открыто. Письмо сожгли. Нина сама сожгла, чтобы успокоить маму. Во всяком случае, странное совпадение. Нина всегда наперекор всем думает, а по-моему, ничего не было невозможного, если б и в самом деле Прокофьев скрывался.