Опечаленный этой новостью, я потратил остатки зарядки моего ноутбука на то, чтобы выяснить, не упустил ли я чего-то важного с тех пор, как начались мои приключения.

Я набрал в поисковом окошечке «Сара Брюне» и «Мадридский университет».

Поиск не принес результатов, что наводило на странные мысли — ведь докторанты обычно публикуют статьи, участвуют в конференциях и тому подобное.

Тогда я ограничился только двумя словами: «Сара Брюне». Ни одна из появившихся ссылок не имела ничего общего с моей подругой.

У меня появились закономерные сомнения насчет подлинности ее имени. Тут же возник еще более интересный вопрос. Если в Мадридском университете нет никакой Сары Брюне, откуда, черт возьми, Йенсен узнал номер ее телефона?

Я подождал, пока мы усядемся в кресла и пристегнем ремни в первом самолете из тех, на которых нам предстояло путешествовать, и только тогда решился приступить к расспросам.

То ли от недостатка сна, то ли от стыда за события вчерашней ночи Сара снова была погружена в себя и находилась явно не в духе.

Я молчать не собирался, но решил подойти к делу издалека:

— Йенсен принадлежал к «Братству» или к «Квинтэссенции»?

— Ни к тому ни к другому, — ответила француженка, не скрывая, что раздражена возвращением к этой теме.

— Получается, он был вольный стрелок вроде Лорелеи?

— Скажем так, он был наивным честолюбцем, гонявшимся за славой, но не способным на великое открытие. После долгих лет презрения в научных кругах он возжелал прославиться на ниве журналистики и встретил свою смерть. Вот и все.

Меня поразила холодная откровенность, с которой француженка ответила на мой вопрос, как будто бы покойный обратился для нее в малозначительную тень. В это время наш «боинг» уже выруливал на взлетную полосу в ожидании разрешения на вылет.

Я продолжил штурм и объявил:

— Ты была знакома с Йенсеном до Кадакеса.

На сей раз мои слова не встретили никакого сопротивления.

— Да, была.

— Почему? Что общего у университетской докторантки с редактором эзотерического журнала из Аликанте?

— Больше, чем тебе хотелось бы услышать, — коротко ответила она.

— Ты хочешь сказать?..

— Да, он был моим любовником, — резко перебила меня француженка. — Это был мужчина чистой души, его способность удивляться не знала пределов. Поначалу такая наивность мне нравилась, потом все меньше и меньше. Мы разошлись.

— Мне знакомо это ощущение.

Возможная параллель между моей собственной драмой и ее случаем — если это действительно была драма, — как видно, подогрела ситуацию, поскольку Сара ответила мне только красноречивым молчанием.

— Еще мне известно, что ты скрываешь свое подлинное имя, — с болью добавил я.

— Меня зовут Сара. — Она пыталась защититься, но губы ее предательски дрогнули.

— Допускаю, но твоя фамилия не Брюне.

Пока самолет набирал высоту, моя спутница прикрыла глаза, словно пытаясь заснуть.

«Молчание — знак согласия», — подумал я, вынимая немецкий путеводитель по Нью-Мексико, который прихватил из гостиницы.

Предположение о том, что он принадлежал руководителю «Братства», наполняло меня странным возбуждением.

После неудачной попытки уснуть я убивал время, разглядывая фотографии пустынь штата Нью-Мексико, потом потратил несколько минут на изучение предлагаемых экскурсионных маршрутов. Но самое интересное я обнаружил на последней странице. Это была квитанция об оплате по именной кредитной карточке: Хуанхо Боннин, автор книги «Относительно ясный Эйнштейн».

Круг замкнулся.

Согласно самой знаменитой теории Эйнштейна, относительность проявляет себя всякий раз, когда мы приходим в движение. Подсчитано, что, пересекая Соединенные Штаты на самолете, пассажир становится на одну десятимиллионную долю секунды моложе, чем те американцы, которые остаются дома.

Переменив четыре самолета — ожидание, конечно, не в счет — и добравшись до Жироны, мы, вероятно, замедлили наше старение на несколько десятимиллионных.

Все-таки настоящим эликсиром молодости явилась для меня ночь любви с Сарой, несмотря на мрачность и холодность, ожидавшие меня вслед за тем.