— Это как раз то, что тебе надо, Графф.

— Так подсадите же его обратно, — велела девица. — Я покажу вам дорогу.

О, ветер ли это жалил меня и леденил мои ожоги? Я обнял девушку; она отбросила назад одну руку и прижала меня к себе. Но из моего нутра наружу рвались ужасные стоны — меня необходимо было чем-то заткнуть, поэтому я уткнулся ртом в ее шею, чтобы молчать и чтобы вкушать блаженство.

— Как вас зовут? — спросила она через ремешок во рту, и ее шея под моими губами залилась горячей краской.

— Не вынуждайте его говорить! — крикнул Зигги. — Он Графф.

— А я — Галлен, — прошептала девушка. — Мое имя Галлен.

«Галлен фон Санкт-Леонардо?» — сказал я сам себе в ее шею.

Итак, восседая втроем, мы погнали нашего зверя через город, выстреливая резкие тарахтящие звуки под своды арок, громыхая по закрытому высокому мосту.

— Вот твой водопад, Графф, — сказал Зигги. — Это водопад на Ибсе.

Но я передвигался губами по ее шее в поисках нового места для поцелуя. Мы уклонились от солнца в тень, и воздух уже не обжигал, поначалу теплый, потом прохладный — обдувающий словно мехом мои пылающие ноги, — и целый оркестр стонов едва не вырывался из моего нутра наружу.

— Мне так жаль, что вам больно, — сказала Галлен. — Я буду за вами ухаживать.

Но я не мог сжать ее так крепко, чтобы прекратить проклятое жжение; я лишь закрыл глаза, позволив ее волосам литься на них густым винным потоком.

— О! — воскликнула она. — О, теперь все будет хорошо.

Булыжник мостовой покрывала грязь; казалось, мы проделали по воздуху не одну милю. Подо мной бежали медведи, дуя на угли, оставленные на моих икрах каким-то злым демоном.

— Это же замок! — воскликнул Зигги. — Это не гастхоф, а целый замок!

Но меня это ничуть не удивило. С Галлен фон Санкт-Леонардо в качестве моей сиделки можно было ожидать чего угодно, в том числе и этого.

— Он был когда-то замком, — пояснила Галлен.

— Он им и остался! — заявил Зигги, его голос прозвучал где-то далеко-далеко, обгоняемый топотом медведей. И где-то, за тридевять земель от меня, он изрек: — Замок всегда остается замком.

И последнее, что я видел, были маленькие бумеранги лепестков форситии [5] , усыпавшие наш путь и опадавшие за нами словно конфетти, они вихрились в мощном выхлопе мотоциклетных газов.

Я закрыл глаза, теряя голову от запаха восхитительных волос моей Галлен.

— Ну что ж, — произнес Зигги, — нам повезло, что бедняга Графф вырубился, не то бы он поднял крик, пока я стягивал с него штаны.

— Но вы делали это осторожно, да? — спросила Галлен.

— Разумеется, детка! — ответил Зигги. — Я засунул его в ванну прямо в штанах и проделал всю операцию под водой, — продолжил он. — После чего выпустил воду и оставил его лежать в ванне.

Но мне все еще казалось, будто я под водой, к тому же я ничего не видел. Вокруг меня были твердые, высокие стены, а мои ноги обволакивал ил.

— О, помогите! — прошептал я, но не единый проблеск света не нарушил темноты вокруг.

А Зигги продолжал говорить:

— Потом я смазал полотенца той мазью, что дала мне ваша добрая тетушка, и спеленал его как Иисуса.

— Но где же он сейчас? — спросила Галлен.

— О, где я сейчас? — эхом повторил я.

— В ванне! — воскликнул Зигги, и резкий луч света от дверного проема полоснул по мне.

Я опустил глаза на свои ноги, на полотенца, обвивавшие меня от голеней до живота.

— Спит как сурок, — сказал Зигги.

— Вы не слишком туго спеленали его? — спросила Галлен.

— Мне кажется, что вам хочется взглянуть, — сказал Зигги. — В полотенцах ему легче, чем в одежде.

Их головы маячили над краем ванны, но все остальное оставалось невидимым — как если бы они стояли на полу на коленях, ибо их подбородки едва доходили до края.

— Встаньте! — заорал я. — Почему вы там прячетесь?

— О господи! — воскликнула Галлен.

— Совсем спятил, — сказал ей Зигги.