— Площадь у нас маленькая. Как бы не сказали, что три офицера на такую газетку — слишком жирно.

Пожалуй, на войне нового соратника так встречать не следовало.

СПАЛ я на соломе, за машиной. Рано утром потревожили меня бубнившие за спиной голоса. Разговор шел об охоте.

— Стреляная птица, — говорил один.

— Такая шустрая, — удивлялся другой, — не дай бог. Вертится вокруг моего ружья и сама лезет на выстрел.

Кто-то усмехнулся:

— Выстрелил?

— Дуплетом.

Я перевернулся. Солдаты сидели у догоравшего костра и ели печеную картошку. Рядом, опираясь на локти, лежал какой-то офицер в плаще и в надвинутой по самые брови пилотке. Он тоже ел картошку. Лицо его было заспанным, а толстые губы черными. «Прохожий, — подумал я, — забрел, наверное, на огонек».

— Вставай, лейтенант, — пригласил офицер, — пока все не расхватали.

Я перебрался в общий круг. Один солдат выковырнул из костра две обугленных картошки и подкатил их к моим ногам.

— Спит начальство? — спросил я знакомого шофера.

Тот почему-то растерялся.

— Дрыхнет, — сказал офицер.

Солдаты настороженно переглянулись. Я почувствовал что-то неладное.

— А вы откуда? — спрашиваю офицера.

— Отсюда же, — засмеялся он, — работаю в редакции.

— Кем?

— Редактором.

Богомолов! Боже мой! Надо же мне было так споткнуться на самом пороге!

СОЛДАТ Николай Морозов подшиб у Карачева «пантеру». Швырнул из окопа две гранаты и разорвал ей гусеницу.

— Завтра дать в номер, — приказал редактор. — Поскольку мы уже писали об этом солдате, пусть о нем расскажет теперь комбат. Привези большую теплую статью о герое. Мы ее пустим передовой.

С таким заданием пришел я в батальон. Комбат меня выслушал и рассказал о Морозове много интересного. Я дал ему несколько листов чистой бумаги, попросив писать как можно подробнее.

— Хорошо, — согласился комбат. — Ложись, отдыхай, а я посижу, подумаю.

Было уже поздно. Чтобы не мешать, я лег и тут же заснул. А в полночь разбудил меня встревоженный ординарец.

— Товарищ лейтенант, батальон снимается.

— Куда?

— Вперед.

— А где комбат?

— Его только что вызвали в штаб.

— А статья?

— Написал.

Я посмотрел на стопку бумаги, лежавшую под котелком, и не поверил своим глазам. Листы были чистые, только на первом виднелось несколько убористых строк. Это была боевая характеристика: что солдат-де предан Родине, трижды награжден и, что особенно важно, — идеологически выдержан.

— И все? — спросил я ординарца.

— Да, — ответил он. — Комбат сказал, тут все написано.

Я вернулся к редактору с пустыми руками. Тот засмеялся.

— Надо было самому за него писать.

— Это как же?

— А вот так, как все пишут.

— МОЖЕТ, рисовать умеешь? — спросил меня редактор.

— Когда-то пробовал.

— Ага, — обрадовался он. — Тогда придумай карикатуру к этой заметке.

В ней старшина хозяйственного взвода жаловался на ездового: что тот спит на каждой остановке и никогда не чистит свою лошадь и что якобы в одной деревне его занесло на печку, а голодный конь бродил по сараям, пока не свалился в погреб.

Я нарисовал: солдат лежит на печке, а в окно виден конь — стоит, понурив голову.

Редактор долго любовался моим произведением, потом решил:

— Не смешно.

И добавил:

— Надо показать, что конь этот грязный. Посади-ка ему на спину грибы.

Я посадил. Пять штук.

— Теперь все ясно, — одобрил редактор.

— Но как же печатать?

— О! — похвалился Богомолов. — Есть у нас чудодей — дай ему нож и линолеум, он что хочешь вырежет.

На другое утро газета вышла с рисунком. Наборщик, видимо, поторопился и нечаянно срезал у коня два гриба и одно ухо. После обеда прискакал на своей лошади ездовой.

— Клеветой занимаетесь, — доказывал он солдатам редакции. — Ваша газета врет.

Из палатки вышел редактор.