Билл держал на ее экране изображение «воронки». Та продолжала подниматься через тропосферу, складываясь, как длинный гибкий телескоп. Она постепенно обретала устойчивость и жесткость и больше не казалось, что она готова оторваться под ударами шторма.

— Сила ветра у верхнего края «воронки» где-то в районе ста пятидесяти, — сообщил Билл.

Хатч не отставала от чинди , стараясь держаться так, чтобы видеть выходной люк.

«Не спеши, — мысленно говорила она Джорджу. — Не рвись наверх. Еще не время».

Впереди неумолимо разверзалась Большая Глотка, являя клубок белых ревущих ветров, снега и ледяной крупы. Он рос, пока изгиб кольца Осенней окончательно не исчез за ним, и шторм не закрыл собой весь небосвод, надвигаясь широким серым фронтом, словно снежная буря из Северной Дакоты накрывала Гудзонов залив.

Чинди вновь полыхнул маневровыми двигателями, и Хатч пронеслась в опасной близости от его гранитных равнин, прежде чем выправила движение собственными ракетными двигателями.

Билл на экране, казалось, следил за этой демонстрацией, не скрывая беспокойства.

— До Большой Глотки один час четыре минуты, — сказал он.

В коридорах не наблюдалось ни поручней, ни чего-либо другого, за что можно было ухватиться, и Джордж очень страдал оттого, что буквально каждые несколько минут приходилось падать. Он не мог понять, почему чинди не тормозил медленно и плавно, вместо того чтобы чуть ли не ежеминутно включать маневровые двигатели. Хатч считала, что люди защищены от опасного воздействия тормозных маневров демпфирующим эффектом. Ему не хотелось даже думать, как туго им пришлось бы, будь оно не так.

— Я вот о чем, — сказал Тор, — не надо ли забрать палатку?

— Нет. Черт с ней. — Палатка оставалась неподалеку. Но теперь им не хотелось тащить на себе оборудование. — Я подарю тебе новую, когда вернемся домой, — пообещал Джордж.

Он боялся — с тех самых пор, как ступил на борт чинди . Перспектива застрять где-то на этом напоминающем катакомбы корабле, возможно, без надежды на спасение, огорчала его гораздо сильнее, чем он показывал. Или даже позволял себе думать.

Хатч была права. Безопасность — вот о чем следовало печься в первую очередь. Остаться живым. Ведь если кто-то погибает, то все прочее уже бессмысленно.

Однако правда заключалась в том, что прежде Джорджу ни разу не приходилось признаваться себе: я смертен. Он никогда не болел, никогда не попадал в несчастные случаи, и не рисковал жизнью по собственной воле. Он был не из тех идиотов, что считают потрясающей забавой соединиться альпинистскими тросами и прыгнуть всей толпой вниз с эстакады. И потому смерть всегда казалась ему ужасно далекой. Чем-то таким, что происходило с другими.

Но коридоры чинди тянулись бесконечно. А контактеры, не останавливаясь, шли по ним. Джордж и Тор периодически сверялись с картой. Да, вот комната с домом, поднимавшимся до макушек деревьев, а вот здесь музей. Все точно. Я уверен, что это Дания-стрит … (При строительстве дома 16 нашли группу археологов, исследовавших древнее захоронение и погибших под завалом. Из этого сделали экспозицию внутри экспозиции. Археологов извлекли из-под развалин и поместили под стекло…) Потом земляне торопливо прошли мимо «арсенала» и группы машин для изготовления изделий из кожи.

Время от времени один из них натыкался на стену, или спотыкался, или ему требовалась минута-другая, чтобы сориентироваться. Фонарь на запястье Аликс погас, и все тут же забеспокоились, как бы не иссякли и запасы энергии в их защитных костюмах. О таких случаях было известно. Поэтому люди остановились и ждали, переводя дух и обдумывая, что можно предпринять, если вдруг замерцают их сигнальные лампы-индикаторы. Но этого не случилось, и они двинулись дальше.

Раз или два земляне заблудились. Куда идти: налево, направо, прямо? Мнения разошлись, возник спор, карта Джорджа оказалась для ориентирования почти бесполезной. Но в итоге они справились с этим и торопливо продолжили путь.

Джордж по-прежнему следил за резервом времени, отметив, как он сократился до часа, а затем и до сорока минут.

Когда запас времени уменьшился до получаса, все в очередной раз свалились на пол, а Джордж при падении тяжело ударился подбородком о пол. При этом он прикусил язык и не сумел подняться без посторонней помощи.

— Ты в порядке? — спросила Аликс, внимательно глядя на него.

Он любил Аликс. Разумеется, ее любил весь мир, но это была придуманная любовь. А он был из числа относительно немногих, кто действительно знал ее.